– Он изменник. Я приговорил его и привёл приговор в исполнение.
Мать нахмурилась, она не одобряла подобных действий, стоя на том, что каждого преступника необходимо судить. Насколько знал Айден, она и отца несколько раз отговаривала от расправ.
– Айден, ты уверен? – спросила она. – Совет не одобрит.
– Когда возвращается отец?
– Он в нескольких днях пути.
– Пока его нет, я не только кронпринц, но и тот, кто исполняет обязанности императора. И я напомню об этом каждому в Совете, кто посчитает, что стоило вынести другой приговор.
Императрица хотела сказать что-то ещё, но покачала головой и отошла.
Кейн Алден выглядел как тот, кто пришёл не так давно, но Айден отметил, что его рука покоилась на плече Лорены иначе, чем между обычными друзьями.
– Ваше высочество, – подал голос маг, подчёркивая официальность того, что говорил. – Круг магов отмечает, что в поле городских чар необычно сильное движение, и это ваша энергия. Я думаю… Айден, это ведь твои тени. Ты сам. Всё магическое полотно Кин-Кардина лихорадит.
– Да мне плевать, – холодно ответил Айден.
Заняв одно из кресел, Айден молчал и не вслушивался в приглушённые разговоры. Отметил, что фельдмаршал Харгроув поставил на уши императорскую гвардию во дворце. Вместе с их главой Дарнеллом Кинли они помогали лекарям проверять всех, выясняли у дознавателей, где был Николас в течение дня. Успокоившийся Майлз рассказал Роуэну, что вечером они с Николасом ходили в чайную, перечислил, кого они там видели. Всё это проверяли, передвижения в течение дня тоже.
Дверь спальни открылась, и на пороге появился человек. На груди пиджака красовался вышитый в красном круге сложный знак, символ лекарей Нарс-Таланской школы. В руках он держал объёмный кожаный саквояж.
Айден понял, что это Байрон. Он похудел, кажется, вытянулся, черты его лица заострились и загрубели.
Точно, Николас говорил, что Байрон отучился на лекаря и сейчас в городе. Удивительно, что его отправили к Николасу, хотя Байрон наверняка сам вызвался. Когда-то в Академии он бросил Николаса одного в лазарете. Теперь возвращал долг.
Нарс-таланские лекари проходили специальную подготовку из зелий, отчасти менявших их тела, поэтому заболеть они не могли, и во время смертельных эпидемий оказывались незаменимы.
– Он спит, – коротко сказал Байрон. – Лихорадка сильная, но всё под контролем.
– Какой прогноз? – тихо спросила Лидия.
– Никакого. Это гниль. Никто ничего не знает заранее. Будем ждать.
Взгляд Байрона скользнул по стене и зацепился за большие напольные часы:
– Сейчас поздний вечер. К утру всё будет ясно.
Байрон говорил сухо, избегая однозначных формулировок, как настоящий лекарь, но Айден понял то, что скрывалось между скупыми фразами, что составляло саму суть гнили. К утру Николас либо придёт в себя, либо пойдёт кровь, означающая, что началась последняя стадия перед смертью.
– Я попрошу всех уйти, – сказал Байрон. – Мне понадобится эта комната для работы. Я сообщу вам, когда что-то станет ясно.
Все медленно потянулись к выходу, сонного Майлза за руку вывел Роуэн. Остались Байрон и Айден, сидевший в кресле не шевелясь.
– Вас это тоже касается, ваше высочество, – заметил Байрон.
Он прошёл к столу, бесцеремонно сдвинул вазочки и водрузил саквояж. Отстранённо Айден подумал, что за этим столом Николас обычно завтракал, когда оставался во дворце.
– Я хочу его увидеть.
– Нет, – ответил Байрон. – Невозможно. Если бы ты и не был принцем, это гниль, она заразна. Не волнуйся, с ним мистер Энрайт. Он не один. Хотя всё равно в лихорадке мало что осознаёт.
– Расскажи мне правду. Как Николас?
Это было особенно мучительно, что связь была такой слабой, Айден не мог ничего распознать, сколько ни силился. Кроме того, что Николас… есть. Он ощущался словно боковым зрением, но больше Айден ничего не чувствовал.
Несколько минут Байрон доставал из саквояжа и раскладывал на столе склянки, бумаги, артефакты. Он молчал, то ли надеясь, что Айден уйдёт, то ли думая, как и что сказать. Но вздохнул, опёрся о стол руками и повернулся к принцу:
– Айден, Николас не приходил в себя. Лихорадка сразу стала сильной. У него ужасно болела голова, мне пришлось дать настойку белладонны. Мы её почти не используем, но она единственная помогла.
– Это… плохо? Что он не приходил в себя?
Байрон покачал головой:
– Беспамятство часто бывает при гнили. Лихорадка сама по себе ничего не значит. Плохо то, что у него была травма, была лёгочная болезнь, а недавно ещё и простуда. Его организм ослаблен.
Байрон осёкся. Качнул головой и продолжил доставать предметы из саквояжа:
– Я сделаю всё, что смогу, и не волнуйся, мистер Энрайт контролирует каждый мой шаг. Но лекарства от гнили нет. Пожалуйста, покиньте комнату, ваше высочество. Я сообщу о любых изменениях.
Айден по-прежнему колебался, а Байрон мягко сказал:
– Он на многих повлиял. Всегда светил ярко.
– И на тебя?
В Академии Байрона и Николаса связывали и дружба, и предательство. А когда семья Байрона оказалась замешана в тёмных делах, вмешательство Николаса остановило Айдена от скорой расправы. Хотя Николас делал это ради Айдена, а не ради Байрона.
Тот кивнул и улыбнулся почти безмятежно:
– Он не стал меня ненавидеть. И тогда я подумал, что и мне не стоит ненавидеть себя.
Ощущая ужасную усталость, Айден поднялся, но в дверях бросил:
– Мне первому и сразу.
– Что?
– Малейшие изменения. Я хочу знать о них первым и сразу.
В коридоре Айден приказал гвардейцам усилить охрану Майлза и Роуэна. На всякий случай. Вряд ли им что-то угрожало во дворце, но лучше не рисковать.
Идти в свои покои Айден не хотел. Встречаться с кем-либо тоже. Поэтому скрылся в кабинете, находившемся близко к комнатам Николаса. Свет зажигать не стал, но и сесть на софу казалось кощунственным. Именно там спал Николас, когда приходил во дворец после работы. Прятался в кабинете, чувствуя себя безопасно. Айден гордился, хотя и понимал, что это глупо, что с ним Николас чувствовал себя в безопасности. Даже если его накрывало волной ужаса из прошлого.
Айден уселся рядом с софой, прямо на пол, коснулся её ладонью, и это было почти как положить руку на плечо Николаса. Под шелест дождя в окно Айден попытался потянуться по связи.
Ощущалось присутствие, но не более того. Если Николас в беспамятстве и накачан белладонной, это ожидаемо. И всё равно Айден пытался. Снова и снова.
Он ощущал жуткую усталость, но не смог бы заснуть. Не до того, как известят, что Николас очнулся, и опасность миновала. Это ведь Николас! Айден не знал никого, кто бы так любил жизнь.
Мысли ворочались сонно, Айден пребывал в дрёме, то оказывался во дворце, то в Академии с Николасом. Он слышал заливистый смех друга