– Сегодня прекрасное утро. Весна действительно пришла…
«…пришла…»
Мэрион помедлила. Каждый раз, приходя сюда, она говорила себе, что привыкла к тому, что почти не изменившийся голос сына звучит вслух и вместе с тем прямо у нее в голове. Чувство было одновременно интимным и странным, и каждый раз к нему надо было приноровиться заново.
– Забавно, – сказала она, – что каждый год мы наблюдаем одни и те же перемены и все равно удивляемся им.
«Это часть того, кто мы есть».
– Да. – Она улыбнулась, немного расслабившись. – И мы, выходит, в этом смысле одинаковы? Все мы.
Ее глаза привыкли к тусклому свету в комнате, и она увидела Клейда, который все еще был немного похож на прежнего юношу. Это, как она полагала, всегда было самым трудным для семей, которые когда-то храбро приезжали в место, которое они привыкли называть Айнфель, чтобы навестить изменившихся родственников. Это и еще тот факт, что они знали, что ты видишь, и понимали, о чем ты думаешь. Насколько Сайлус был светлым, настолько тело Клейда выглядело темным, его плоть отчасти напоминала влажный прибрежный камень, отчасти – посеревшую кожу того опасливого парнишки, с которым она впервые повстречалась у костров последователей. Его глаза ввалились, углубились и расширились, но все еще напоминали ей о Ральфе.
– И чем же ты занималась?
«…занималась?»
– Всякой ерундой, – сказала она. – Писала письма.
«Выясняла имена тех двух погибших телеграфистов?..»
– И это тоже.
Их семьи теперь владели большей частью денег, которые скопились на счетах Мэрион благодаря брошюрам, некогда изданным от ее имени, но никто из родственников убитых не должен был узнать, откуда эти деньги взялись.
Мэрион и Клейд немного поговорили о семье Прайс. Оуэн, как всегда смелый и непредвзятый, пришел в Дом Избранных на прошлой сменнице, прежде чем отплыть в Испанию. Как и Дениз, после долгих колебаний и сомнений. Она даже заявила, что ей здесь нравится, – в конце концов, она привыкла бродить по чужим грезам. Но мама, которая теперь жила в маленьком прибрежном коттедже в Латтрелле, который Мэрион для нее купила, побывала в Бристоле всего один раз, когда на Свалку костей привезли останки Билла Прайса. С учетом хрупкого здоровья вряд ли она осилила бы еще одну поездку.
– А что насчет тебя?
«…тебя?»
Мэрион пожала плечами. Клейд испустил прохладный вздох и медленно склонил каменное лицо. Одним из многих новых приятных свойств общения с сыном было отсутствие необходимости объяснять, что она чувствует. Он всегда знал. И впервые в жизни она ничего не делала – в этом был весь смысл. Но, даже подумав об этом, она почувствовала отголоски былых угрызений совести.
– Возможно, это из-за весны.
– До чего же вы, люди, беспокойные создания. – «Только взгляни на город снаружи…» – Но именно об этом я и хотел поговорить с тобой, Мэрион. Столько всего произошло за столь короткое время. Мы по-прежнему получаем бесконечные просьбы от гильдий исправить то да се, с угрозами катастрофических или жутких последствий, если ничего не будет сделано. Только вчера мне сказали, что из-за неминуемого прорыва Клифтонской дамбы погибнут пять тысяч человек.
– Тогда их следует перевезти.
– Я именно так и сказал. И людям вполне по силам осушить долину, однако они жаждут всего и сразу, любым доступным способом. Они хотят, чтобы их заклинания вновь заработали, и они хотят электричество – как будто это мы его отняли и можем вернуть. Оно природная сила и существует от начала времен. Я хотел, чтобы они это поняли. Если бы они на самом деле знали, как работают их собственные генераторы, если бы они озаботились тем, чтобы их восстановить или переделать, получили бы столько электричества, сколько душе угодно. Они бы забыли дорогу к Избранным…
– Но они все равно придут к тебе, Клейд, и к твоим сородичам.
– Поэтому я и хотел поговорить с тобой. Буду откровенен. Мне нужна помощь того, кто сможет выступить в качестве надлежащего посредника. Кого-то, кто привык иметь дело с гильдиями. Кто-то, кого они будут уважать и разговаривать, не глотая ругательства. Кого-то, кто, насколько это в человеческих силах, понимает, каково быть по обе стороны баррикад.
«Я?..»
– Кого же еще я мог иметь в виду? Я знаю, я знаю, что Мэрион Прайс, как предполагается, умерла. Но ее можно воскресить. Это добавило бы твоему образу… очарования. Люди прислушались бы к тебе, Мэрион, так, как никогда не прислушались бы к подобным мне.
«Я не Мэрион».
«Тогда кто ты?»
Было слишком легко придумать какой-нибудь расплывчатый ответ, который Клейд понял бы гораздо лучше, чем она сама. Мэрион откашлялась.
– Это единственное, чего я не рассчитываю узнать.
От рокочущего хохота внутри у нее все затрепетало.
– Ты права. – «Ну разве я могу не согласиться…» – И, возможно, эта работа не предназначена для тебя. Возможно, надо дать шанс кому-то еще.
«Какая жалость, что у нас больше нет Владычицы жуков…»
«Или стервятника…»
«Или злопса…»
«Или Иды, которая когда-то была мне так дорога…»
– Я люблю тебя, Клейд. Ты ведь знаешь это?
Каменная голова слегка шевельнулась. Огромные каменные руки легли поверх ее собственных, и прикосновение было призрачно-легким. Ее Милый Мальчик действительно вырос.
«Я тоже тебя люблю».
– Но эта фраза мне никогда не надоест.
– И мне.
Мэрион огляделась по сторонам. В комнате стоял сырой домашний запах. Это немного напомнило ей старый коттедж в Клисте, а также о днях угасания Инверкомба.
– Итак… Что ты теперь собираешься делать?
Настала очередь Клейда колебаться.
– Полагаю, сперва мы должны окопаться. Ненавижу военные термины, но, боюсь, в мире людей они всегда будут уместны. Люди не станут нам доверять, мы всегда будем для них наполовину пугалом, наполовину нежеланным ответом на молитвы. Не мы уничтожили старые гильдии. Они сами себя уничтожили, разделившись по территориальному признаку во время Гражданской войны.