Натан берег последние ветра, как голодающий – тающие запасы пищи. Он мысленно с ними забавлялся, носил с собой, разглядывал, нюхал, пел им, ощущал вкус воздушных течений во рту. Неизбежно наступал момент, когда надо было отпустить очередной ветер, и все закончилось слишком быстро. Но как же они были созданы, откуда взялись? Теперь вопрос мог бы показаться несущественным, однако он не давал Натану покоя. Мельник изучил узлы с удвоенным вниманием, не только чтобы ощутить, как бушует связанная сила, но чтобы вникнуть в истинную природу пут. Конечно, он всегда понимал, как их развязывать – это было столь же просто, как поднять мешок с зерном при помощи лебедки, – а вот с завязыванием все обстояло совершенно иначе. Он водил пальцами по длинному извилистому узору, который всегда был одним и тем же, независимо от материала. Он изучал изгибы, оставшиеся на бесполезном мусоре после того, как ветер улетел. Поскольку запасы так истощились, а торговец исчез без следа, мельник решил, что стоит попытаться самому поймать какой-нибудь ветерок.
И да, это и впрямь оказались всего-навсего ветерки. Им точно не хватало чего-то жизненно важного, пусть он и припоминал, как торговец ветрами обмолвился, что это важное успели подчистую высосать из самой земли. Так или иначе, невзирая на угрызения совести, Натан иногда покидал мельницу на несколько часов, чтобы собирать травинки или бродить по окрестностям среди живых изгородей в поисках клочков овечьей шерсти, оленьей шкуры, змеиных выползков – всего, что можно завязать в узел и через что когда-то могли дуть ветра. Узлы выкручивали ему пальцы. Ранили в самое сердце. Расплывались перед глазами. Что бы ни оказывалось заточено в них, оно не исчезало полностью, потому что, когда мельник их развязывал, они вздыхали, осеняя его дуновением безвозвратно ушедшего времени года. Этого было недостаточно, чтобы привести в движение огромные мельничные крылья, но вполне хватало, чтобы облегчить дыхание в самые трудные ночи, когда легкие как будто сжимались в грудной клетке, и сделать очередной пожар, устроенный Людьми Будущего, ярче и зрелищнее.
Торговец ветрами так и не вернулся, но на мельницу на холме Берлиш то и дело являлись другие гости. Мужчины с тростями и женщины в экстравагантных шляпах, добравшись первым классом из центральных регионов Англии почти до самого Стагсби, поднимались летними вечерами на холм и с улыбкой спрашивали, сколько будет стоить экскурсия с гидом. Натан поначалу был чуть менее резок с художником, который притащил с собой коробки, холсты и мольберт, но разглагольствования на тему запечатления мельницы для потомков испортили мельнику настроение, и этому визитеру тоже пришлось ретироваться. Аналогичная история приключилась с типом, нагрянувшим с деревянным ящиком, в который был вмонтирован выпученный стеклянный глаз, и заявившим, что это причудливое устройство способно поймать в ловушку свет и втиснуть его в рамку.
Поездки в Донна-Нук стали менее регулярными, и последний раз, когда Натан решил навестить мать, выпал на морозный и ветреный зимний день – он высыпал бы в бункеры мешки с зерном, по которому так скучали жернова, если бы это зерно у него осталось. Он надеялся, что на побережье будет легче дышать, чем в тесном вагоне, но, когда брел, ссутулившись, к старому хмелевому складу, засыпанному песком по самые нижние окна, как будто с трудом продвигался сквозь доселе невиданную, чужеродную среду. Матери в комнатке наверху не оказалось, и огонь в камине не горел. Он блуждал по окрестностям, спотыкаясь, и в конце концов нашел ее – сгорбившуюся на дюне, лицом к морю. Ее тело было покрыто инеем, словно легчайшей мукой самого тонкого помола.
Теперь ночи, когда он работал на Людей Будущего, превратились в единственную возможность отвлечься от нужд мельницы. Мир за пределами холма Берлиш все сильнее казался ему темным, безлунным местом, где от взрывов летели во все стороны куски раскаленного железа и высились черные горы клинкера и угля. У Людей Будущего стало лучше с организацией, и места их грядущих визитов держали в секрете от всех, кроме внутреннего круга избранных, войти в число которых Натан совершенно не стремился. Он был рад, хотя и понимал, что «рад» – не слишком удачное слово, просто встречаться с соратниками в каком-нибудь лесочке или на вересковой пустоши, а потом совершать долгий молчаливый марш к очередной цитадели дыма и пламени. Их теперь было так много, и они были предназначены для очень разных вещей. Не только ткачество и мельничное дело, но и молотьба, строительство дорог, ковка металла: столько новых технологий и заклинаний. На лесопилках и даже в печатных мастерских ставили паровые машины, и ряды Людей Будущего неустанно пополнялись теми, чьи профессии оказывались под угрозой. Бледные узколицые мужчины из далеких городов, трудяги с непостижимыми для Натана навыками, стали верховодить, и они гораздо лучше своих деревенских товарищей знали, как надежно разрушить паровой станок. Кувалды, кирки и даже взрывчатка тут не годились. Столь грубый образ действий отнимал много времени, был неэффективным и шумным. Гораздо лучше, объясняли они, непривычно выговаривая слова, использовать мощь и магию самих машин. Натан оценил их хитрые методы: можно было установить два мельничных жернова таким образом, чтобы они, начав крутиться, сами себя разрушили. Также он понимал, до чего умно бросить негашеную известь в холодную топку или вылить патоку в чан с водой, а вот кое-что из более сложных навыков, которыми пользовались новички, – тихие короткие фразы и ряды символов, заставлявшие машины и печи выходить из строя, когда их снова запускали, – слишком уж смахивало на то, чем занимались в самих новых паровых гильдиях. Но что-то надо было делать, и они