– Наконец вспомнила об этом, потому надела холщовое одеяние, чтобы оставаться среди своих соплеменников? – саркастически спросил Чжу Ин.
Яростно извивающееся тело принцессы внезапно напряглось, и ее побледневшее лицо выдало Цинхэн с головой.
– Но я все равно не понимаю, – Чжу Ин не умолкал, – почему еще позавчера ты могла одеваться как принцесса, а теперь нет?
– Это ты… – Она снова прикусила губу, и покрасневшие глаза как будто подернулись водяной пленкой. Очевидно, что именно приказы Чжу Ина выдвинули ее на передний план, но в глубине души Цинхэн понимала, что он не тот, кого ей стоит винить. Соплеменники перестали ей доверять еще с того момента, как она вернулась из столицы империи.
– Это все я? – спросил Чжу Ин. Возможно, он переоценил влияние Цинхэн в Семи племенах. По логике ебэйцев, человек, который действительно заслуживал их уважения и доверия, должен был умереть от меча императора. Однако никто из них не задумывался, что сами они влачат жалкое существование, не говоря уже о той, кто подарил им эту возможность. Теперь генерал-командующий окончательно понял причину колебаний Цинхэн, но не чувствовал никакого сожаления. Напротив, его сердце наполнилось какой-то странной радостью.
Цинхэн не ответила. Она перестала сопротивляться и опустила голову. Темная прямая ее сомкнутых губ на бледном лице доказывала, что он больше не услышит от нее ни слова.
Чжу Ин отпустил ее.
– Ступай, собери свои вещи и возвращайся. С сегодняшнего дня ты будешь жить со мной! – Он осторожно потер ткань грубого одеяния и тихо добавил: – И переоденься. Неужели думаешь, что от ношения этой одежды есть какой-то прок?
Цинхэн медленно, но твердо покачала головой. Она крепко сжала кулаки, и две большие слезы задрожали в ее глазах, отказываясь скатиться по щекам. Чжу Ин прямо смотрел на нее, пока принцесса не подняла голову и он неожиданно не увидел мольбу в ее глазах.
– Забудь о том, что я сказал. – Чжу Ин раздраженно махнул рукой: – Я сам объявлю о решении старейшинам твоего народа. Делай что хочешь, иди прочь! – Он снова сел за стол и взял в руку белый камешек, бросил его в чашу и, бездумно глядя на нее, проговорил: – Сегодня двадцать пятое июня. Завтра утром мы пересечем болото Ечжао. Цинхэн, ты будешь со мной на плоту.
– Что за странная птица? – Гун Гуйсуй снова с тревогой посмотрел на небо и с силой натянул тетиву лука.
Над головой медленно кружили три огромные черные птицы, каждая размером с теленка, с короткими шеями и острыми когтями. Они были похожи на орлов, но с длинными, будто мечи, клювами.
Го Цзыцяо положил руку на его запястье:
– Не создавай проблем, это всего лишь несколько больших птиц, они же тебя не трогают… Генерал Чэн сегодня не в духе, хочешь подставиться?
Гун Гуйсуй сердито покосился на фигуру Чэн Юаньтао неподалеку и сглотнул:
– Не знаю, как объяснить… Мне кажется, что они плывут по небу, и от этого мне не по себе.
Гвардеец со вздохом убрал лук обратно в чехол, снова покосился на странных птиц наверху, а затем осторожно приподнял кожаный плот вместе с несколькими солдатами.
Два дня назад Чэн Юаньтао приказал Го Цзыцяо и нескольким опытным солдатам из авангарда переправиться через озеро на плотах. Все уже знали, что кожа действительно держалась на слабой воде, но, когда кавалеристы из авангарда успешно спустили плот на воду, толпа зевак все равно разразилась радостными криками и аплодисментами.
Они стояли в Сюньчжоу всего семь ночей, но и ебэйцам, и солдатам не терпелось отсюда уйти: в округе было сожжено все, что только можно, и кто знает, каких монстров они встретят, если задержатся здесь.
В лагере последнее время было очень неспокойно. Тысячи животных были вот так просто зарезаны, шкуры их содраны, а мясо зажарено. Гун Гуйсуй признался, что никогда в жизни не чувствовал столь густого запаха жира и пали, и казалось, будто можно наесться, просто думая о мясе.
Сильный запах паленых шкур отпугнул некоторых солдат, но для существ болота Ечжао это был настоящий праздник. Вокруг лагеря собрались всевозможные животные, рептилии и насекомые: бесшерстные енотовидные собаки с телесными шкурами и слюнявыми пастями, золотые крысы со светящимися, как огонь, глазами, разноцветные гекконы и многие другие. А еще больше было всяких насекомых и пресмыкающихся – многие ужасно верткие и незаметные, что их даже не разглядеть, и непонятно, откуда они вылезли. Не только ебэйцы, но даже армия никогда не видела таких странных тварей, от вида которых волосы на голове вставали дыбом. Люди наспех вырыли вокруг лагеря глубокий ров и сожгли стену из дров и сена, залитого жиром. Но, даже несмотря на это, сквозь землю просачивались диковинные существа. Днем еще куда ни шло, но ночью, если выглянуть на пределы огненной стены, можно увидеть бесчисленные красные и зеленые глаза, будто облако светлячков, и шумный стрекот был действительно невыносим.
Один любопытный солдат решил пострелять из лука по монстрам за пределами лагеря, но какая-то неизвестная тварь плюнула в него, и черты лица мужчины превратились в месиво у всех на глазах. После этого инцидента Чжу Ин строго-настрого запретил нападать на насекомых болота Ечжао, а также каждый день выбрасывать оскобленные кости скота за пределы лагеря. Всякий раз, когда бросали кость, за стеной огня раздавался громкий треск. Сколько бы их ни выбрасывали, наутро в траве, полной всяких тварей, не оставалось никаких следов. С каждым днем внешний мир за пределами лагеря казался все более пугающим.
Гун Гуйсуй решил, что птицы беспокоят его только из-за странного вида. На самом же деле эта троица пернатых, по сравнению с насекомыми и ползучими тварями, мила и прекрасна, словно фениксы.
Таким образом, опасности болота Ечжао раскрылись перед караваном во всей красе. Этого не ожидал даже Чжу Ин, что уж говорить об ебэйцах, привыкших к жизни среди заснеженных гор и степей. Главным образом именно поэтому, хотя план Чжу Ина на собрании старейшин, где Цинхэн не появилась, и заставил тех перессориться друг с другом, они все же скрепя сердце согласились: ведь самое главное – поскорее покинуть болото. Даже дети, которые больше всего боялись плавать, стремились сбежать по слабой воде.
С утра пораньше Чэн Юаньтао был не в духе. Под его горячую руку уже успели попасть несколько солдат. Но он знал, что на самом деле злится вовсе не на них, а на нечто иное.
После того разделения войска у Сяяна в болото Ечжао вошло всего восемь тысяч