Он был Чжу Ином, генерал-командующим Чжу Ином, убившим Цихай Чжэньюя, самым доверенным солдатом императора и ничтожной пешкой в его руках. Всего лишь пешкой, не тяжелее и не важнее отполированного нефритового камня для сянци [67] в руках его величества. Но у этой пешки были собственные скрытые желания. Выражение его лица было спокойным и равнодушным, но в душе он был счастлив. Ледяные голубые глаза Цинхэн, возможно, и смотрят холодно, но печаль, скрытая за ее высокомерием, – это то, что ему знакомо, то, что он понимает, это песня, которая может заставить его сердце петь.
Он правда любил Цинхэн. Мысль может показаться слишком странной, но она действительно отпечаталась под его равнодушным выражением лица.
Из-за этой любви он позволял Цинхэн, как агрессивному маленькому зверьку, провоцировать его. Разрешил ей покинуть шатер и вернуться к ебэйцам, чтобы продолжить играть роль принцессы. Из-за любви взгляд Чжу Ина всегда был прикован к ней, и как только он обнаружил разлад среди племен, то без колебаний забрал Цинхэн обратно. Именно из-за этой невероятной любви он даже ни разу не взял Цинхэн за нежную руку.
Чжу Ин не аскет, но и не распутник. Вокруг него не было недостатка в женщинах, однако лишь к одной Цинхэн он относился серьезно. В его глазах она не только обладает той же покорностью и печалью, с которыми он знаком с детства, но и будто является его собственным эхом в другом мире. Все это переплетается в самую яркую звезду на ночном небе, которую невозможно запятнать или осквернить.
И эта идеальная Цинхэн на самом деле оказалась беременна! Даже глубокий, словно колодец, Чжу Ин не смог бы сдержаться. Он почувствовал себя дураком. Прошло столько времени, а он понятия не имел, что Цинхэн принадлежала «другому». Как он мог не заметить? Чжу Ин осторожно положил Цинхэн на камень, развернулся, пробежал несколько шагов и замер. Некоторое время он неподвижно стоял, бессознательно сжимая в руках короткий кинжал со сломанным лезвием. Его сердце колотилось, а вены на лбу вздулись.
– Хочешь убить меня? – раздался сзади звонкий голос Цинхэн.
Чжу Ин был так поражен, что интуитивно спрятал кинжал за ладонь. Губы искривились, но он все же спросил:
– Ты очнулась? – Голос по-прежнему был спокойным, и волнение, только что охватившее его, уже скрылось под каменным лицом.
Лицо Цинхэн покраснело, но смущение тут же сменилось презрением. Она положила одну руку на землю, а второй коснулась живота и с вызовом посмотрела на него.
– Это кинжал моего отца? Почему он у тебя? Хочешь убить меня им? – выплюнула она подряд три вопроса.
Чжу Ин посмотрел на кинжал в своей руке. Это был обычный короткий нож, который есть у каждого в Ебэе, им обычно нарезают мясо во время еды. У Цихай Чжэньюя он тоже был: с роговой рукояткой и широким лезвием длиной в два цуня, а на ножнах золотой нитью вышит иероглиф «Юй». У Чжу Ина не было привычки грабить убитых им в бою людей, но, обезглавив Цихай Чжэньюя, он почему-то забрал этот кинжал. Он и сам не осознавал причин. Поколебавшись мгновение, Чжу Ин печально покачал головой, вложил кинжал обратно в ножны и швырнул его в сторону Цинхэн.
– Думаешь, сможешь убить меня… – рассмеялась она, хотя на ее лице не было и следа радости. – Уже забыл, почему не утонул в слабой воде?
Глаза Чжу Ина холодно блеснули. Да, Цинхэн вновь обрела магические силы, но что с того? Не все убитые Чжу Ином были воинами. Однако вспомнив о голубом барьере, он почувствовал, как гнев угас.
– Я не хочу убивать тебя, зачем мне это? – Он глубоко вздохнул. – Кинжал принадлежал твоему отцу, так забирай!
Он не знал почему, но, когда Цинхэн задала эти вопросы, его охватило жгучее отчаяние. Чжу Ин оглянулся по сторонам и зашагал прочь. Сделав пару шагов, генерал-командующий обернулся и вдруг сказал:
– Причина, по которой я сохранил этот кинжал, в том, что… твой отец… он похож на его величество.
Цинхэн пораженно застыла. Она понятия не имела, почему Чжу Ин это сказал. Был еще один человек, который однажды сказал ей то же самое, – Се Юйань, хоу Санбин Великой Чао, послуживший гибелью ее сестры. Но в словах Чжу Ина было что-то, что заставило ее вдруг ощутить с ним близость. Она не могла понять, что же это. Этот мужчина своими руками убил ее отца, но вместе с тем именно он снова и снова защищал и оберегал принцессу, даже когда она упала в воды болота Ечжао. В глубине сердца появилось странное спокойствие, будто что-то таяло.
– Ты… ты знаешь, чей это ребенок? – опустив голову, тихо спросила Цинхэн.
Чжу Ин хмыкнул:
– Это не имеет значения. Главное, чтобы ты его хотела. – Раз уж Цинхэн так своевольна, ему, вероятно, придется отпустить ее к ебэйскому любовнику? Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла слишком мрачной, а его шаги невольно замерли.
Цинхэн нежно погладила нижнюю часть живота, на ее лице была написана неуверенность. Она открыла рот, но затем снова закрыла, посмотрела на живот и наконец тихо выдавила:
– Этому ребенку уже пять месяцев.
Чжу Ин кивнул и сказал:
– Оказывается, прошло уже пять… – Прежде чем слово «месяцев» вылетело из его рта, в ушах раздался раскат грома.
Разве пять месяцев назад – это не время, когда Цинхэн должна была покинуть столицу империи? Он, новоиспеченный жених, вел свои войска через снежное Ебэйское плоскогорье, чтобы встретить невесту, чувствуя себя так же взволнованно, как при виде первых почек ивы весной. Цинхэн до этого жила в императорском дворце, где мужчины были редкостью, что уж говорить о ебэйцах. Она – принцесса Цинхэн, и не так много людей могут беспрепятственно входить в ее покои. Он вдруг вскинул голову, и его лицо побледнело.
Цинхэн посмотрела на генерала и слегка кивнула. Вероятно, от воспоминаний о том времени румянец ее отступил, и лицо побелело.
– Но… он же сделал тебя принцессой… – Прежде чем Чжу Ин успел закончить, он уже сознательно оборвал себя. Верно, весь мир принадлежал его величеству – что уж говорить о принцессе. Сплетни при дворе разносились как лесной пожар, а Чжу Ин наивно поверил, что решение императора