Павлу Ивановичу вспомнился командующий войсками СибВО Гайлит, который нарочно усаживал его за столом рядом с собой, чтобы тот толкал его ногой: «Как только поймете, что я затянул с речью, стукните». Да куда там! Бывало, Драчёв бил его изо всей силы под столом, а тот настолько увлекался словесами, что и не чувствовал. Зато другой начальник самого большого в мире военного округа — Петин, бывало, произносил тосты коротко и с огоньком, так, что успевал в нескольких фразах и настроить на лирический лад, и развеселить. Незабвенный Николай Николаевич! Основатель Инженерного управления РККА и его первый руководитель. Он бы сейчас был здесь самым старшим, всего года на два старше Сталина, и за него бы поднимали тост как за представителя плеяды героев Гражданской войны, проявивших себя и на Великой Отечественной. Да вот горе, унесла комкора Петина ежовщина.
Как-как? Ежовщина? Да нет уж, давайте все называть правильными именами — сталинская ежовщина!
С одной стороны, если бы оставались на плаву Тухачевский и иже с ним, глядишь, и не проявило бы себя созвездие нынешних молодых героев-победителей, таких, как Жуков, Василевский, Рокоссовский, Конев. Но с другой стороны, до чего же не хватало в эти тяжелые четыре года таких, как Петин, Каширин, Сергеев, латыш Лапин... Павел Иванович вспоминал их на пиру победителей и горько вздыхал, и это не осталось незамеченным начальником тыла.
— Что опять вздыхаете, Павел Иванович? Все о белых перчатках думаете?
— А как же мне не думать? Кончится сегодняшний пир, а там и Парад Победы не за горами.
— Подсчитали, сколько перчаток понадобится?
— Конечно, подсчитал. Девять миллионов пар.
— Вы что, всю Красную армию хотите заперчатить?
— А что, я бы всем надел белые победные перчатки.
После Ворошилова пошли тосты за Будённого и Тимошенко. Кстати, и эти двое, подобно Петину, могли бы сейчас отсутствовать по причине пребывания в сырой земле, к обоим в свое время тянулась рука в ежовой рукавице, да судьба оказалась к ним благосклонной, и Будённый доказал, что не зря отстаивал конницу, а Тимошенко выбил фрицев с Кавказа, разгромил румын, после чего Румыния перестала быть союзницей Германии.
— Пэ-прошу налить бокалы полнее, товарищи. Давайте будем чествовать наших доблестных моряков. Хочу предложить здравицу за народного комиссара Военно-Морского флота адмирала флота Кузнецова.
Да, многие могли бы присутствовать на пиру победителей, но не судьба... И не только крупные военачальники, а все, без кого Победа не была бы столь искрометной. Тот же Туполев, например, с его пикирующим бомбардировщиком. А где создатели лучшего танка войны? Куда бы мы без Т-34?! Ну, Кошкин понятно, он еще накануне немецкого вторжения умер от пневмонии, а Морозов? Или Костиков, под руководством которого появились системы бесствольной реактивной артиллерии, проще говоря — катюши? Куда бы мы без катюш?! А между тем и этого героя не обошли вниманием хинц унд кунц: с марта прошлого года создатель грозного оружия почти год находился в тюрьме, и не исключено, что какой-нибудь мелкий бес орал ему: «Слушай сюда!» Лишь в феврале этого победного года следствие признало «отсутствие у Костикова вражеских намерений». Ну как так?!
Да что там Костиков, если один из нынешних главных победителей Рокоссовский перед войной два с половиной года провел в санаториях НКВД, где хинц унд кунц выбивали ему зубы, ломали ребра, топтали ногами, а когда началась война, Константина Константиновича, выпущенного по ходатайству Тимошенко, Сталин спросил: «Где вы были все это время?» — «Сидел», — ответил Рокоссовский, на что получил упрек: «Нашел время сидеть!» Может, это, конечно, и байка, но вполне в духе Иосифа Виссарионовича, если вспомнить, как он спрашивал, почему не жаловались на Сталина в ЦК. А в сорок третьем Верховный пригласил тогда еще не маршала, а генерала армии Рокоссовского к себе на день рождения и сказал: «Крепко мы вас обидели? Бывает... Извините».
Вон он, Берия, пенсне посверкивает. Вроде бы остановил беспощадную ежовщину, но не всех строптивых придурков вычистил из ведомства госбезопасности. Хорошо хоть, что в честь наркома внутренних дел Молотов не произносит здравицу и следом за Кузнецовым пирующие поднимают бокалы за адмирала флота Исакова, за командующего Балтфлотом адмирала Трибуца, Черноморским флотом адмирала Октябрьского, Северным флотом адмирала Головко.
Когда произнесли здравицу в честь командующего Тихоокеанским флотом адмирала Юмашева, Сталин вновь воскрес:
— И желаем ему успеха в возможной войне!
И это пожелание тяжким грузом повисло в душе главного интенданта. Вроде бы и Победа, а война-то не кончилась, и ему теперь все лето снова ни сна, ни отдыха, перебрасывать склады с запада на восток, причем восток — Дальний. А ведь война там и впрямь лишь возможна, еще не определились окончательно с подлыми союзниками, которые вошли в раж и не хотят, чтобы после взятия Берлина наша армия штурмовала Токио. До самой высадки в Нормандии англосаксы оставались на низком старте, а теперь вдруг решили сами повоевать, а то, не дай бог, весь мир назовет победителями только русских.
— А ведь эту реплику Иосифа Виссарионовича, скорее всего, из газет вычеркнут, — хмыкнул Хрулёв. — Иначе американцы обидятся, мол, и на Тихом океане мы у них хотим отобрать победу.
— Скорее всего, — вздохнул Драчёв, подсчитывая теперь белые перчатки для грядущего разгрома японцев.
Ему, как и многим другим, давно стало жарко в генеральском мундире, а окончание пира победителей еще даже и не брезжило в отдалении. И это он еще одним кваском пробавляется, а каково тем, кого кочегарят горячительные напитки? У него только по вискам капельки стекают, а у пьющих, поди, спины мокрые. И ведь не сбросишь китель на спинку стула.
Вечный трудяга, Павел Иванович не любил долгих застолий. Ну, повеселились часок-другой да пора и честь знать — или бежать к работе, или завалиться спать, чтобы хорошенько выспаться и завтра снова работать.
Пир победителей удлинялся и утяжелялся еще и тем, что между залпами здравиц выступали участники праздничного концерта — лучшие музыканты, певцы, актеры театра и кино. На сцене Георгиевского зала уже выступили солисты Большого театра Масленникова, Иванов, Барсова, Шпиллер, Давыдова, Лепешинская, Уланова. Когда Рейзен исполнил арию Варяжского гостя, Драчёв внутренне поёжился, представив себе,