— Ну, вы сегодня просто сыплете сюрпризами! — радостно выдохнул Павел Иванович. Тотчас вспомнилось, как еще в ноябре прошлого года Давыдов давал на него представление к ордену Ленина, да, видать, не прокатило. И вот теперь...
— По личному распоряжению Сталина, — гордо сообщил Андрей Васильевич. — Он о вас высокого мнения. Говорит, вы хорошо выступили в защиту парада седьмого ноября. Возьмите выписку из орденского указа.
Драчёв взял выписку, мельком увидел: «...за особо значительные заслуги в поддержании высокой боевой готовности войск...» — и уже ждал, что Хрулёв его отпустит, но рано, у начальника Главного управления тыла оказался заготовлен еще один сюрприз.
— Павел Иванович, вы сейчас в Потаповском переулке живете?
— Так точно.
— Получите, пожалуйста, ордер на улучшение жилищных условий.
И еще одна бумага оказалась в руках главного интенданта: 4-я Тверская-Ямская, дом 10, квартира 8.
— Там сейчас три семьи эвакуированных из Калуги проживают, но Калугу мы освободили, скоро они домой вернутся.
— Пусть не спешат. Мне и в Потаповском хорошо.
— В Потаповский других в ближайшее время заселим.
— Да это просто какой-то водопад подарков! — не верил своим глазам Драчёв. — Ей-богу, такого не заслужил! И орден, и ордер.
— Что не заслужили, то дозаслужите, — улыбнулся Хрулёв.
— Я вообще редко дома бываю, из пяти ночей четыре сплю на рабочем месте.
— А вот это отныне запрещено. Нарушение производственной дисциплины.
— Да как же? Я не могу уйти из своего кабинета до тех пор, пока не покинет свой кабинет сами знаете кто.
— Вот когда он покинет свой кабинет, и вы должны домой отправляться. Договорились?
— Так точно.
— Ну а теперь, Повелеваныч, можете наконец приступать к своим новым обязанностям. Впрочем, они же и старые.
Каким же крылатым он летел по ступенькам Наркомата обороны! Назначение и награда вдохнули в него еще больше здоровья, чем две недели в Архангельском. А тут еще и улучшенная квартира с небес свалилась! Несмотря на мартовский морозец, нарочно не стал застегивать шинель, чтобы Гаврилыч первым увидел.
— Ух ты! Павел Иваныч! Поздравляю! С Красным Знаменем вас!
— И я теперь главный интендант.
— Да вы, по сути, уже давно им.
— А теперь и фактически.
В расстегнутой шинели он входил и в свое родное ведомство, вот уже два месяца живущее полноценной жизнью. И все при виде него с орденом на груди сияли улыбками, поздравляли. Войдя в кабинет, он понял, как успел по нему соскучиться, как сроднился с ним в страшные месяцы осени прошлого года. Дойдя до окна, поздоровался с Василием Блаженным. Собор по-прежнему оставался одетым в нелепые защитные фанеры, но Павел Иванович почувствовал исходящий от него слабый ток тепла, незримое приветствие. И от Минина с Пожарским тоже.
Дел в его отсутствие накопилось много, но за время своей службы в здании на Красной площади Повелеваныч собрал сильную команду, способную на некоторый срок обеспечить без него слаженную работу. Продовольствием успешно занимались Белоусов и его заместитель Дмитрий Васильевич Павлов, который стал даже лучше справляться, чем Василий Федотович, и они поменялись — Павлов стал начальником, а Белоусов согласился быть его заместителем. Вещевым снабжением великолепно заведовал Николай Николаевич Карпинский, заменивший Кутузова, который по собственному желанию отправился на Крымский фронт и теперь там распоряжался вещснабом под началом покинувшего свой пост главного интенданта РККА Давыдова.
Кроме них, Драчёв собрал отборный штат сотрудников всех служб: складского хозяйства, технической документации, кадров, финансов, транспорта, инспекции, контрольно-приемного аппарата, контрольно-диспетчерской группы, санитарного хозяйства, производства и строительства, научной лаборатории, технического комитета, сельского хозяйства, питания и хлебопечения, бакалейных товаров, плодов и овощей, мяса и жиров, хлебного фуража, заготовки, лесозаготовки, котлонадзора, планирования лимитов, посудного хозяйства, пожарной охраны, амуниции, экипировки, швейных и обувных машин, изобретательства, юрисдикции, автополка, производственного планирования, весоизмерительных приборов, политической части, обеспечения семей генеральского и офицерского состава... Бухгалтера, машинистки, делопроизводители, коммунальщики, уборщицы, работники столовой... И это только в своем управлении, а еще в управлениях всех фронтов...
Черт ногу сломит! А все это он держал в обширной картотеке, компактно расположенной у него в голове, помнил по фамилии, имени и отчеству всех начальников и их заместителей, знал, кто великолепно справляется со своими обязанностями, а кто просто хорошо, и сотрудникам средних способностей просто не оставалось места в ГИУ, которое подчинялось ему не только де-факто, но отныне и де-юре.
Теперь, после отдыха и лечения в Архангельском, отремонтированная картотека вновь работала как новенькая, не давала сбоев.
А ко всем радостям первых дней марта добавилась еще одна — в распоряжение Драчёва поступил Арбузов, бывший повар стрелкового полка 245-й дивизии 34-й армии, ныне комиссованный по состоянию здоровья. В куйбышевском госпитале ногу ему все-таки ампутировали ниже колена, но что-то пошло не так, и через три недели пришлось делать повторную операцию, теперь уже отрезали по самое колено, боялись, что процесс пойдет еще выше, но к Новому году стало лучше, в конце февраля его выписали с костылями.
Все это время Павел Иванович вел с Василием Артамоновичем переписку, и вот теперь его давний сослуживец по русскому экспедиционному корпусу предстал пред очами главного интенданта Красной армии. Худой и бледный, но в глазах снова играла искорка, а значит, жив Артамоныч и готов встать в свой кулинарный строй.
— Мой дорогой! — растрогался при виде него Драчёв. — Позволь тебя обнять! — Он подошел и обнял старого служаку.
— Поздравляю с новой должностью, товарищ генерал-майор, — тронутый таким приемом, едва не прослезился инвалид. — И с Красным Знаменем. Тебе очень идет орден.
— Да кому ж он не идет? — засмеялся Павел Иванович. — Присаживайся. Как самочувствие?
— Спасибо, отличное. Ногу приделать — и хоть сейчас на фронт.
— Ну, твой фронт отныне здесь. Готов поступить в нашу столовку шеф-поваром? Конечно, столовка для тебя все равно что для коня курятник. Но «Славянский базар», «Яр» и «Эрмитаж» давно закрыты, а «Прагу» предложить не могу, там закрытая столовая НКВД, не мое ведомство.
— Вот так всю жизнь, — усмехнулся Арбузов, — рожден для кулинарных чудес в лучших ресторанах Парижа, а обслуживаю окопников.
— Сажеедов! Помнишь, так во Франции первую бригаду называли?
— Еще бы не помнить!
— Ну, у нас тут не окопы, Красная площадь из окон во всей красе. С продуктами, конечно, швах, но