— Полиция, полицаи, — со злостью сквозь зубы процедил Канунников. — Помнишь, Сорока рассказывал, что на оккупированных территориях немцы заводят полицию из местных для выполнения самой черной, грязной работы. Вот они, полюбуйся!
— Куда же они баб-то гонят? — покачал Лещенко головой. — Вон на передних санях трое ребятишек. Совсем маленькие.
Стало слышно, как полицаи покрикивают на женщин, чтобы живее переставляли ноги. Покрикивают, не особо выбирая слова, с матерщиной. Партизаны переглянулись — оба не знали, как поступить в этой ситуации: напасть, освободить женщин? Но стрелять нельзя, ведь можно попасть в беззащитных пленников. И тут случилось неожиданное — мальчонка лет двенадцати в коротких рваных штанишках, в ботинках не по размеру, обутых на босу ногу, вдруг соскочил с саней и бросился к лесу, как раз к кустарнику, за которым прятались партизаны.
— Ах, ты! — заорал мордатый полицай с задних саней и схватил винтовку. — Куда, гаденыш! А ну лови его, Митяй.
Мордатый не мог никак высвободить ногу из ремня винтовки, которая случайно захлестнулась во время движения. Парень с первых саней осадил лошадь, бросил вожжи и, схватив свою винтовку, неуклюже побежал по снегу догонять мальчишку. Третий полицай тоже взял винтовку и, встав в санях в полный рост, навел оружие на баб, крикнув им хриплым пропитым голосом:
— А ну не галдеть, а то враз прострелю башку самой крикливой!
— Петруша, — заплакали женщины и повалились на колени перед санями, — не загуби дитятко… пожалей мальца. Родненькие, да за что же вы так с нами-то!
Партизаны замерли в высоком кустарнике, не зная, как поступить в этой ситуации. Стрелять, но можно случайно зацепить кого-то из женщин. Кричать, чтобы сдавались полицаи? А если они откажутся сдаваться и начнут стрелять, прикрываясь женщинами? И в этот момент к ним за кусты юркнул деревенский мальчонка, так ловко сбежавший от конвоиров. Лицо у мальчишки было веснушчатое, волосы прилипли к мокрому лбу, фуфайка не по росту распахнулась на груди, обнажая костлявую грудь. Юркнув в кустарник, он наткнулся на двух незнакомцев с автоматами и замер на месте с вытаращенными от удивления глазами. Как, почему мальчик понял, что двое неизвестных не враги, непонятно. Может, он просто был в таком отчаянии, что не мог уже думать, не мог бояться больше, чем раньше. Может, это был уже шок. Он молча отшатнулся в сторону, когда Лещенко поднес палец к губам, предупреждая этим жестом, чтобы беглец не шумел, а потом отодвинул мальчика в сторону.
Полицай, которого старший назвал Митяем, появился через несколько секунд. Этот тоже совершенно не ожидал увидеть в кустах вооруженных людей, но зато Канунников, злой как волк из-за сложившейся ситуации, был готов действовать. И не успел полицай толком испугаться, как Сашка рванул его к себе за ремень, перепоясывающий шинель, тут же повалил на снег и, зажав рукой Митяю рот, тут же ударил его трофейным штыком в грудь. Лезвие с трудом пробило сукно ткани, но лейтенант не задумываясь навалился на врага всем телом, вгоняя сталь еще глубже, в самое сердце.
— Тихо, малец, тихо, — прошептал Лещенко, заставляя мальчишку опуститься на корточки и берясь удобнее за автомат.
Больше ничего здесь не придумаешь. Канунников схватил винтовку убитого полицая, передернул затвор, загоняя патрон в патронник, и выставил кончик ствола через кустарник. Когда-то, еще в курсантские годы, он слыл лучшим стрелком в учебном взводе. Да и в части после окончания училища не раз демонстрировал хорошую стрельбу из винтовки. Сейчас нельзя было промахиваться. Цена промаха — чья-то жизнь, кого-то из этих женщин у саней, а может, и ребятишек.
Канунников медленно выдохнул, упер локоть левой руки в бок и повел чуть стволом, целясь в заднего полицая, который тут явно был старшим. Палец легко и уверенно выбрал свободный ход спускового крючка, мягкий нажим и… Хлестко ударил винтовочный выстрел, стегнув по кустам и елям. Какая-то птица сорвалась с ветки и в страхе улетела вглубь леса. Женщины опешили, а потом шарахнулись в сторону от телеги. Полицай, так и не сумев освободить ремень, ткнулся лбом в сено и замер. Его товарищ на передних санях заорал благим матом и попытался соскочить с саней, но зацепился сапогом за край. Он рухнул на снег, тут же хотел подняться, но на него с воем навалились женщины.
Это была жуткая картина. Растрепанные седые волосы, безумные глаза, скрюченные пальцы, которые тянулись к горлу, глазам, волосам полицая. Он кричал что-то угрожающее, пытался вырываться, даже ударил кого-то. Но женщины вцепились в него мертвой хваткой, так хватать могла только женщина, защищающая своего ребенка. Канунников не успел опомниться, как мимо него пробежал Лещенко. Инженер выскочил на дорогу, поскользнулся, упал, снова вскочил, что-то крича женщинам. Лейтенант выругался и бросился следом за товарищем. Но Сашка не успел пробежать и половины пути, как увидел, что женщины вдруг расступились, и на дороге сразу воцарилась тишина.
Полицай стоял на коленях в расстегнутой шинели, без шапки, с расцарапанным в кровь лицом. Один погон у него был оторван и висел, держась лишь на нитках. Он смотрел безумными глазами на приближающегося человека с немецким автоматом в руках. Наверное, глаза Николая в этот момент были страшными. Что он видел? Концлагерь, товарищей, погибших за колючей проволокой, собак, дравших мясо с пленных, бесчеловечные условия, избиения, пытки… Ненависть — вот самое главное, что было в глазах бывшего заключенного. Ненависть к врагу, ненависть к предателям своего народа, которые были еще хуже, чем фашисты, больше, чем враги. Полицай пятился на коленях, пытаясь закрыться руками, он пятился, пока спиной не уперся в сани. И тогда сухо отозвалась эхом в зимнем лесу короткая автоматная очередь.
Когда Канунников спустился на дорогу, держа в одной руке винтовку убитого полицая, в другой — автомат, женщины уже обступили Лещенко. Кто-то гладил его по плечу, кто-то уже обнимал за шею, называя «сыночком», «спасителем» и даже «посланцем божьим». Инженер как мог успокаивал женщин, слабо отбивался от объятий и все пытался расспросить, кто они такие и куда их вели эти трое предателей. А когда к группе подошел и Канунников, а следом вернулся и сбежавший мальчонка, женщины немного успокоились. Факт, что на оккупированной территории с врагом сражаются русские люди, что в тылу врага можно бить фашистов, подействовал на настроение, придал надежды, что ничего