Женщин и детей полицаи собирали по деревням, где они еще оставались, и свозили в райцентр, сдавали там гитлеровцам для отправки на работы в Германию. Никто не верил, что детей отправят с родителями, поговаривали, что немцы отбирают детей для каких-то страшных вещей. То ли кровь сдавать для немецких солдат, то ли для опытов каких-то. Сейчас для этих людей спасение было не призрачным, а самым настоящим, осязаемым. И женщины готовы были пасть в ноги этим людям, которые освободили их.
— Вам есть куда идти, может, родственники, знакомые в других населенных пунктах есть? — стал расспрашивать Канунников. — Вернетесь назад, и вас снова заберут. А если еще узнают про убитых полицаев, то могут и расстрелять всех.
— Нам нельзя назад, — согласились женщины, вытирая слезы уголками платков. — Деревню сожгли, мы по землянкам прятались, так они разрушили, пожгли, гранатами взорвали землянки, а нас погнали вот на чужбину.
— Есть куда пойти, — заявили две женщины. — Мир не без добрых людей. И родня есть, и знакомые, к кому прийти в беду, есть. Только бы отсюда уйти подальше, может, там и не так. Лишь бы там беды не было, а то ведь говорят всякое.
— Сыночки, родные. — Женщина лет сорока подошла к партизанам, заглядывая каждому в глаза. — Вы вот нам что скажите, по сердцу скажите: неужто и правда Красная армия разбита полностью, неужто Москву немец взял и победу там празднует? Неужто не будет спасения никакого на нашей земле и навеки эти ироды здесь глумиться над народом будут?
Внутри у Канунникова все похолодело от того страха, который он ощутил в словах, увидел в глазах этих женщин. Это же в каком ужасе они тут живут, какая безнадежность в их сердцах и душах! И Сашка понял, что от него, от Лещенко, от всего их отряда теперь зависит очень многое. Уходить на восток на соединение с частями Красной армии? Бросить этих людей? И Сашка отошел на шаг назад, чтобы его видели и слышали все. Он заговорил твердым командирским голосом.
— Женщины! Матери, сестры! Я командир Красной армии, лейтенант Александр Канунников, говорю вам: не верьте вражеской пропаганде, не верьте иудам, продавшим свой народ за кусок хлеба! Красная армия сражается, Красная армия остановила врага и не подпустила его к нашей священной столице. Сталин в Москве, советское правительство в Москве и руководит обороной. Сейчас весь народ поднялся на защиту Отечества. Кто может держать в руках оружие, идут добровольцами на фронт, встают в ряды солдат взамен погибших. Другие в цехах заводов и фабрик, у станков делают все, чтобы не нуждалась Красная армия ни в чем: ни в патронах, ни в снарядах, ни в обмундировании. Крепитесь, матери, сестры наши, и верьте, скоро, очень скоро Красная армия соберется в железный кулак и погонит проклятого врага с нашей земли. Страна, армия вас не оставили. Вы видите, что я здесь, мы здесь и убиваем врагов и будем убивать везде, где встретим, защитим вас, ваши дома, детей.
— Сыночек, а чего ж ты не в красноармейской форме-то? — вдруг спросила одна пожилая женщина.
— Надену форму, верьте мне! — твердо заявил Канунников. — Леса, враг вокруг, и форма пришла в негодность. Фронт далеко, и новую получить, может, придется не скоро. Но вы ее еще увидите, я вам клянусь!
И теперь, когда выяснилось, что до конца дня женщины с детьми могут добраться до жилья своих знакомых и родственников, партизаны стали торопить женщин, поскорее сажать на сани детей и уезжать. А они тем временем спрячут с глаз долой тела убитых полицаев. Канунников и Лещенко переглянулись. Значит, вот какая теперь жизнь у мирного населения под германским сапогом. Сашке очень хотелось расспросить этих женщин подробнее о том, что происходит на оккупированных территориях Советского Союза, какие беды у населения под фашистской пятой. Но людям нужно уходить, спасаться, а вопросы… И так уже многое понятно. И когда они уже всех детишек усадили в сани и приготовились помахать рукой, к лейтенанту подошел тот самый мальчонка, который пытался недавно сбежать от полицаев.
— Дяденьки партизаны, тут недалеко деревня есть, Васильево называется. Там жителей всех увезли, домов мало осталось. Там полицаи летчика нашего в плену держат. Я сам видел.
— Нашего? — удивился Канунников и присел перед мальчишкой на корточки. — Ты сам видел? Это наш советский летчик? На нем наша форма? Как ты узнал, что он наш?
— Я не маленький, — шмыгнув носом, солидно сказал паренек. — Я в райцентре видел военных наших, командиров Красной армии. У него вот здесь на воротнике такие полосочки голубые приделаны…
— Петлицы? — уточнил Канунников.
— А на каждой по три квадратика красных. А еще там полицаи пьяные хохотали и один говорил, что все, отлетался летун.
Сложнее оказалось выяснить, как попасть в эту деревушку. Мальчик, видать, хорошо знал эти места, а вот объяснить толком, где деревушка, не мог. Но лейтенант все же умудрился наводящими вопросами узнать некоторые детали рельефа местности. Оказывается, если по этой дороге вернуться назад, то там будет мостик через большой ручей. И этот ручей превращается в речушку, а возле той деревеньки старая запруда есть. И в нее прошлой весной засохший дуб упал. Так корни из воды и торчат на два человеческих роста.
— Давай вдоль ручья, — предложил Лещенко, когда сани с женщинами и детьми уехали. — Это они должны были ехать проселком, а мы верхами и так проедем. Быстрее будет.
Сашка согласился с этим планом. Стащив тела убитых полицаев на край дороги, партизаны столкнули их в овражек и забросали снегом. Чтобы сэкономить время, разведчики решили доехать до мостика по дороге. Все-таки снега на ней было меньше, чем в непролазном лесу. Ехали, держа наготове автоматы, опасаясь каждую минуту столкнуться с врагом. Но, к счастью, в это время на дороге никого не оказалось. У мостика партизаны снова углубились в лес. Теперь дело казалось простым. Просто добраться до запруды и деревеньки рядом с ней. Определить, в какой хате находятся полицаи, будет просто. Из трубы будет идти дым. А если из всех труб дым?
Но в деревне стояла гробовая тишина. Такой тишины Канунников и Лещенко не слышали нигде. Может, только на кладбище… Тишина зимнего леса, в которой не шелохнется ни одна ветка, в которой не слышны птичьи голоса, не слышен даже шелест птичьих крыльев. Партизаны из-за деревьев видели лишь часть деревеньки, стоявшей между лесом и речушкой или разлившимся ручьем перед запрудой.