На последней фразе тон Человека стал более сдержанным, аналитическим — и тут же к кораблю устремился новый огненный шар. Плутон теперь был совсем близко, и через секунду огромная сфера почти достигла их. Но внимание Человека вновь сосредоточилось на ней, и эта попытка врага оказалась не более успешной, чем предыдущая.
Грирсон ощутил, как сила, проходящая сквозь его разум, нарастает, становясь всё мощнее и мощнее. Зловещий захватчик, использующий Плутон как мозг, не мог отвлекаться на второстепенные задачи. Линза сияла всё ярче, напряжение в рубке управления стало почти осязаемым, почти слышимым — а безмолвная смертоносная битва всё не утихала. Грирсон не мог сдвинуться ни на миллиметр. Он чувствовал себя стальным тросом, растянутым до предела колоссальными уравновешивающими друг друга силами.
И вдруг — внезапно — всё закончилось. Словно в его сознании распахнулись могучие шлюзы, позволив невообразимому потоку силы хлынуть сквозь него. Плутон, на массивную поверхность которого, казалось, они вот‑вот рухнут, медленно рассыпался — сначала на крупные фрагменты, а затем тихо превратился в пыль и исчез.
Едва понимая, что он делает, Грирсон наклонился вперёд и перенастроил управление согласно смутно осознаваемому указанию. После этого все трое мгновенно погрузились в сон.
Когда они очнулись — одновременно, — корабль уже шёл на посадку на Землю, приближаясь к вершине колонны, обвитой нефритовыми спиралями и названной аэродромом. Каким образом управлялся корабль — и требовалось ли вообще управление — они так и не узнали.
Они неуверенно улыбнулись друг другу, не обсуждая пережитое. И всё так же молча покинули корабль и снова встали перед величавым старцем.
Он с улыбкой взглянул на них:
— Между друзьями благодарности не требуются, — сказал он. — Да и в любом случае то, что вы сделали для Человека — а возможно, для всей Вселенной, — превосходит всякую благодарность. — Он помолчал, а затем добавил: — Хотел бы я оставить вас здесь в качестве компаньонов. Я думаю, вам и самим, возможно, хотелось бы остаться — и хотя в некотором смысле я сам себе компания, ваше общество было бы для меня очень ценно. Но у меня много работы: исследования в преддверии грядущих битв, и для этого я должен быть один. Способ, которым я привёл вас сюда, можно использовать лишь однажды. Пространство‑время, составляющее нашу Вселенную, уже опасно деформировано вашим присутствием здесь — и потому я должен немедленно отправить вас обратно.
Он ощущал, как слова Человека бесконечно отдаются в глубине сознания — и за ними стоял намёк, невыраженный вопрос, вопрос, от которого он инстинктивно отстранялся, избегал даже мысленно его формулировать. В этой тяжёлой поглощённости он едва осознавал, насколько изменилось его чувство благодарности за последние часы.
Рука Лоры, скользнувшая в его ладонь, вырвала его из мрачной задумчивости.
— Кент, дорогой, — сказала она. — Не переживай так сильно.
Она повернулась к Человеку и спросила:
— Куда же вы нас отправите?
— Я должен вернуть вас в те самые мгновения, из которых забрал. Ничто другое невозможно — и, безусловно, ничто другое не нужно.
— Значит, я всё же смогу… вернуться к Джиму, — произнесла Лора без тени эмоций.
Внезапно, с порывистостью, которой Грирсон ещё не видел в ней, она повернулась к нему.
— Кент, — сказала она. — Сейчас не время для недомолвок. Мы любим друг друга?
Это был одновременно и вопрос, и утверждение, и Грирсон смог только молча кивнуть.
— Теперь, когда я узнала тебя, — быстро продолжила она, — я понимаю, что никогда не любила Джима. Это было увлечение, ослепление, военная лихорадка — подойдет любое из этих слов. Но он нуждается во мне. У меня есть долг перед ним, и если он жив, я никогда не оставлю его. И я должна сделать все возможное, чтобы он выжил.
Грирсон снова кивнул.
— Я не должна… не должна даже думать о его смерти, — продолжала она страстно, и вдруг резко умолкла, глаза её наполнились слезами.
Грирсон нарушил молчание.
— Я буду ждать тебя, дорогая Лора, — сказал он. — У тебя в запасе больше двух лет, прежде чем ты… меня догонишь. Но для меня, когда я вернусь… понимаешь? Мне будет куда проще ждать… Если я выберусь из того боя, в котором нахожусь, напишешь мне? Всего одно письмо — оно не может быть преступлением… просто скажешь, сможем ли мы встретиться?
Человек вмешался:
— Время истекает… и я должен сказать вам, что мне придется стереть у Билла и Лоры память об этих последних часах. Иначе то, что Грирсон рассказал вам о вашем ближайшем будущем, может исказить само будущее человечества, а вместе с ним — мое прошлое и стабильность нашей Вселенной.
Лора, бледная как мрамор, едва слышно произнесла:
— Но… но мы будем ужасно осторожны и не станем действовать, исходя из нашего знания… правда же, Билл?
Билл, не совсем понимая чего от него хотят, торжественно кивнул.
Человек печально покачал головой.
— Это не в человеческих силах, — сказал он. — Одной крошечной оплошности будет достаточно, чтобы породить рябь, что вздуется волнами разрушения. После всего, что вы совершили, я бы хотел сделать для вас больше. Но сделать так — значит уничтожить то, что вы уже совершили. Всё, что я могу, — оставить память Грирсона нетронутой: ничто из того, что он может сделать, не повлияет на столь отдалённое будущее. А в вас — сохранить лишь абстрактное знание о личности друг друга. Так что Грирсону придётся найти вас без вашей помощи — и напомнить вам об этом времени; лишь зародыш памяти о нём останется с вами.
— Если я выживу, — глухо произнёс Грирсон. — Человек… не можете ли вы рассказать нам, чем разрешатся ситуации, из которых вы нас извлекли?
— Даже этого я не могу сделать. Ваше возвращение будет чисто автоматическим — высвобождение напряжённого континуума. А ваши личные судьбы — детали слишком мелкие, чтобы их можно было разглядеть с такой временной дистанции.
После минутной паузы он добавил:
— Пожалуйста, попрощайтесь. Вам нужно уходить — точка разрыва уже близка.
Грирсон, чувствуя, как всё его существо яростно разрывается надвое в этой невозможной ситуации, усилием воли взял себя в руки и повернулся к Лоре.
— Значит, всё