Очень может быть. Во всяком случае, поверить этому значительно легче, чем рассказу Гвидо Кадорина, которому было тогда четырнадцать лет и который теперь вспоминает, как еще в Венеции они с Моди пробовали гашиш и предавались «оккультизму» в обществе какого-то сомнительного баронета и девиц из квартала Джудекка.
Сохранившиеся письма ничего не говорят о разочаровании в живописи. Напротив, они полны увлечения ею. Как бы то ни было, ради живописи или ради скульптуры, юношу с некоторых пор неудержимо тянуло в Париж, представлявшийся ему в мечтах средоточием и вместе с тем школой нового и близкого ему искусства. Перелистывая свежие журналы, он то и дело наталкивался на интригующие репродукции. Молодой художник и писатель Арденго Соффичи, проживший три года в Париже, увлекательно рассказывал ему о Сезанне и о новейших художниках, которые уже успели завоевать там громкую известность, — о Матиссе и Пикассо.
В конце 1905 года в Венецию к Амедео приехала его мать, привезла ему в подарок «Балладу Рэдингской тюрьмы» Уайльда, посмотрела сделанный им недавно портрет одного из своих старых знакомых, не очень твердо поверила, судя по дневнику, в его будущее в смысле материальном, но решение ехать в Париж поняла и одобрила. Она всегда понимала и внутренне, по-матерински, принимала его самые важные жизненные решения. Денег на дорогу и на первое время в Париже она ему наскребла, хотя ей это было и трудно.
Из Неаполя, Рима, Венеции Амедео написал несколько писем своему ближайшему другу Оскару Гилья, впоследствии известному художнику. Они уцелели и были впервые изданы в 1930 году в туринском журнале «L’Arte», а потом неоднократно переиздавались с несколькими, явными по смыслу купюрами. Письма эти очень важны для того, чтобы яснее понять, с каким духовным багажом явился Модильяни в Париж. Поэтому необходимо привести их здесь полностью [19].
Датируются они 1901–1903 годами. Значит, их автору семнадцать — девятнадцать лет. Это существенно.
Письма Модильяни к Оскару Гилья
1
Отель Пагано, Капри.
Дорогой мой Гилья,
…и ответь мне на этот раз, если Ты еще в состоянии это сделать под тяжестью своих лавров. Только что прочел в «Трибуне», что Твоя картина принята в Венеции: «Оскар Гилья, „Автопортрет“». Я себе ясно представляю этот автопортрет, Ты мне о нем рассказывал. Ты ведь его начал еще в Ливорно. Искренне рад за Тебя. Хочешь верь, хочешь нет, но эта новость меня потрясла!
Я живу на Капри для поправления здоровья (место, вообще говоря, прелестное)…
За четыре месяца я не закончил ни одной вещи, а материала уже целая груда. Скоро поеду в Рим, а потом собираюсь в Венецию на выставку…
Надеюсь, что и для меня наступит когда-нибудь время, когда можно будет обосноваться во Флоренции и начать работать…
…Но в хорошем смысле слова, то есть я хочу в полной сосредоточенности привести в порядок и развить все впечатления, все идеи, которые родились во мне среди этого покоя, словно в сказочном саду.
Но поговорим о Тебе: мы с Тобой расстались в решающий момент нашего совместного духовного и творческого развития и дальше пошли разными путями. Теперь мне хочется встретиться и поговорить с Тобой.
Прими это письмо не как обычное пожелание дальнейших успехов, а как доказательство искреннего интереса Твоего друга
2
Вилла Биттер, Анакапри. Остров Капри.
Мой дорогой Оскар,
я все еще на Капри. Я, собственно, хотел написать Тебе теперь уже только из Рима, через два или три дня я туда еду, но желание хоть немножко с Тобой побеседовать заставляет меня взяться за перо.
Думаю, что Ты изменился под влиянием Флоренции. Можешь ли Ты себе представить, как изменюсь я, попав туда? Капри, одно название которого было способно пробудить во мне вихрь образов, полных красоты и античного сладострастия, кажется мне сейчас царством вечной весны. В классической красоте здешней природы для меня таится какое-то вездесущее, неописуемое ощущение плоти. И несмотря на множество англичан с «бедекерами» в руках, которые заполонили этот остров, он все еще встает из моря, как сверкающий волшебный цветок.
Довольно поэзии. Впрочем, вообрази (подобное может случиться только на Капри), вчера мы гуляли при луне вдвоем с одной девушкой из Норвегии, которая оказалась очень эротичной, но и очень милой.
Я еще не знаю точно, когда буду в Венеции. Но Тебя я непременно об этом извещу. Я хочу с ней знакомиться вместе с Тобой.
Микели? Боже, сколько здесь на Капри ему подобных… Ходят целыми полками!
Как поживает Винцио? Он тогда хорошо начинал этой своей картинкой. Что он, уезжает или остается?
Ответь, пожалуйста. Я и пишу Тебе, в сущности, только чтобы узнать о Тебе и товарищах. Поклонись от меня Винцио.
Привет!
1 апреля. Пиши в Рим, до востребования.
3
Накануне Пасхи, из Рима.
Милый друг,
пишу Тебе, чтобы передохнуть и чтобы оправдаться перед самим собой.
Приступы напряженнейшей энергии охватывают меня целиком, но потом проходят.
А мне бы хотелось, чтобы моя жизнь растекалась по земле бурным радостным потоком. Тебе ведь можно сказать все: что-то плодоносное зарождается во мне и требует от меня