Он не сдержал улыбки. У Марианны зарумянились щеки.
– Ну же. – Он снова примостился на краешек стола. – Вы убедитесь, что мне нечего скрывать. Ты вольна выбрать все что тебе угодно.
Марианна не торопясь двинулась вдоль столов с лабораторным оборудованием. Резкие запахи, странные цвета, необычные сосуды интриговали ее, но она полагала, что вряд ли поймет те истории, которые могли поведать ей эти предметы. Приблизившись к письменному столу, она увидела очки в позолоченной оправе и протянула к ним руку, а потом ее отдернула.
– Твои?
– Мои, – признал Эдвард.
– Я не знала, что ты носишь очки.
– Только во время работы. В обычной жизни это не слишком удобно.
– Ты плохо видишь? – сказала Мариана, поддразнивая его. – Возможно, тебе стоит взглянуть через очки и на меня, и тогда ты изменишь столь поспешно принятое решение?
Эдвард тихо рассмеялся.
– Дорогая, я вижу тебя всем сердцем. И готов позволить тебе этот эксперимент, чтобы ты взглянула на меня так же. Очки провели немало времени у меня на носу – ты прекрасно выбрала предмет. Ну же! – Он вложил очки ей в ладонь. – Давай.
Марианна пристроила их обратно на угол стола и аккуратно извлекла из сумочки хрустальный шар. Выдохнула, сжала его в руке и осторожно подхватила очки. Вивьен и Эдвард наблюдали за ней затаив дыхание.
Вначале Марианна растерянно смотрела Эдварду в лицо, потом закрыла глаза, сосредотачиваясь. Она будто погрузилась в транс. Эдвард обеспокоенно взглянул на Вивьен.
– Вам же нечего скрывать, – поддела она его.
– Да. Да, но…
Марианна, сжимая очки в кулаке, медленно приложила его к щеке, словно слушая далекий голос. Стало так тихо, что тиканье часов казалось оглушительным.
Наконец она раскрыла повлажневшие глаза и так же бережно вернула очки на место, а рядом с ними положила и шар.
– Ну? – вопросили в один голос свидетели эксперимента.
Марианна отвернулась. Эдвард и Вивьен вновь переглянулись.
– Что ты увидела? – спросила сестра.
– Это… трудно сказать.
Она порывисто вздохнула и вдруг прижалась к груди Эдварда. Он с облегчением выдохнул.
– О Марианна, мы уж тут подумали невесть что. Знаете, не так просто выставить себя напоказ, не представляя, что именно откроется человеку, который тебе дороже всего…
Он нежно сжал Марианну в объятиях.
– И что тебе открылось? – настаивала Вивьен.
– Эдвард много времени провел в этой лаборатории. Надежды вспыхивали и гасли. Он создал много снадобий и эликсиров, но ни один не исполнил его желания – не смог показать ему прошлого, – пробормотала Марианна. – Это невозможно передать словами, Вивьен. Это… тоска. Тоска по тому, что сокрыто, по тому, чего он был лишен, по своей истинной сути. Это упорное стремление разыскать способ разрушить препятствие. О Эдвард! – Она импульсивно обвила руками его шею. – Я постараюсь тебе помочь. Постараюсь, но если я не смогу – Эдвард, пусть это не отравляет так твою жизнь!
Опустив ресницы, он улыбнулся.
– Марианна, теперь, когда в моей жизни появилась ты, прошлое не имеет надо мной прежней власти.
Глава 34
Пока голубки вновь не начали самозабвенно целоваться, Вивьен отвлекла их следующим вопросом.
– Это все хорошо, милорд, а что вы можете сказать про анонимные письма? Зачем кому-то писать вам, и что конкретно в них написано?
Эдвард, с трудом оторвав взгляд от лучистых глаз Марианны, растерянно почесал лоб.
– Да, кстати, – спохватилась и Марианна. – У тебя не осталось ни одного письма? Я бы могла подержать листок в руках и попробовать определить, кто за этим стоит!
– Нет, дорогая, я сжигал их сразу после прочтения. Что в них было? – Он выдохнул, борясь с болезненным спазмом в груди. – Мне казалось, что их пишет злобный дух моего отца. За всю свою сознательную жизнь, клянусь, я не совершал ни одного преступления. Письма бьют в ту же самую точку, что и попреки отца: некто обвиняет меня в смерти матери, сообщая также, будто ему-де известна причина ее смерти. Я не могу разгадать эту загадку, ведь мать, как всегда убеждал меня отец, умерла от той же пирианской лихорадки, которой переболел и я сам. В этом нет ничего таинственного.
– И больше ничего?
Эдвард покачал головой.
– У вас не вымогают деньги, ничем вам не угрожают?
– Пока нет.
Марианна возбужденно зашагала по лаборатории.
– Даже конвертов не осталось? – разочарованно уточнила она.
– Нет, дорогая. Я спешил поскорее избавиться от этой мерзости.
Вивьен наконец отошла от порога и тоже двинулась вдоль стола, разглядывая причудливые приспособления.
– А ваш отец… – сказала она.
– Что?
– Может быть, у вас есть какая-то его вещь.
Эдвард покачал головой, но потом выпрямился.
– У меня в столе лежит его портрет. Миниатюра. Портрет принадлежит мне, но позировал для него отец, и не один час, должно быть. Вы полагаете, там может остаться какая-то информация, которую сможет считать Марианна? Давайте попробуем.
Он обошел стол, выдвинул верхний ящик и, достав из него овальный портрет размером с книгу, передал его Марианне. Вивьен приблизилась и заглянула ей через плечо.
– Это ваш отец? – сказала она машинально.
– Да. Покойный лорд Орен.
– Могла бы и не спрашивать, – заметила Марианна. – Сходство поразительно.
С портрета на них смотрел чуть постаревший Эдвард – грузный, но с аристократической осанкой, вот только вид у него был надменный и официальный. Ни капли того тепла, что исходило от его сына.
– Должно быть, вам с ним было трудно, – предположила Вивьен, взглянув на Эдварда с сочувствием.
– Не то чтобы… Впрочем, я вам это уже говорил. Недостойно жаловаться на покойного родителя, правда? Он не был ко мне жесток, не уделял мне слишком уж много времени и при первой возможности одарил отдельным домом – вот этим. Вот и все. Марианна, дорогая, попробуй что-то определить?
Она кивнула и взяла со стола артефакт. Закрыла глаза. Молчание затянулось надолго, но в конце концов она с тяжелым вздохом уронила руки:
– Бесполезно. Я не узнала ничего из того, о чем мог думать покойный лорд. Эдвард, это твоя вещь, твой портрет. Я испытала малую долю той боли, что связана у тебя с образом отца. О Эдвард!
И она снова приникла к его груди, преисполненная сострадания, а Вивьен вынуждена была, стиснув зубы, отвернуться.
– Портрет матери? – предположила она.
Марианна содрогнулась всем телом. Эдвард крепче прижал ее к себе.