— Я не понимаю… — хрипло произносит он.
— Когда дочь рассказала мне, что какая-то женщина по имени Невзорова Валентина предложила врачу убить ребёнка на операции…
На этих словах лицо Эрика меняется. Бледность уступает место шоку, ужасу.
— А ты не знал? — тихо спрашивает она. — Да, это твоя мать готова была заплатить большие деньги, чтобы мой зять убил Назара. У нас городок маленький, и я понимала, что это могла быть только она.
Она делает паузу, выдыхает, а потом продолжает — уже твёрдо, сдержанно:
— Когда я узнала об этом, я стала ходить в больницу. Назар всё же мой внучатый племянник, — её голос становится звонче, сильнее. — Он внук моего горячо любимого брата Романа, из которого твоя мать сначала сделала алкоголика, а после бросила на произвол судьбы. Да ещё и загуляла. Но своих девочек всё равно записала как Невзоровых. Она вплоть до самой его смерти проклинала Рому. А ведь он был самой доброй души человек. Просто не выдержал её характера.
Мы слушаем, не перебивая. Я чувствую, как внутри всё холодеет. Ведь я тоже когда-то слышала ту же историю, только в другой версии, где мужчина был ненадежным спившимся алкоголиком.
— А ведь он сам построил тот дом, в котором вы жили, — продолжает Татьяна Ивановна. — И работал как проклятый, чтобы заработать для неё денег. А ей всё было мало. Я была слишком маленькой, чтобы защитить брата. А он всё терпел, всё пытался угодить.
Эрик молчит. Лицо его — камень. Только глаза выдают бурю внутри. Ведь он тоже знает отца только как пьяницу.
— Вы хотите сказать, что вы моя родная тётя? — наконец выдавливает он.
— Да, — твёрдо отвечает она. — Именно поэтому я согласилась на преступление, на похищение. Да, моя дочь очень хотела ребёнка, но главное — я не могла позволить убить внука своего брата. Я знала, что тебя, Эрик, тогда не было в городе, и подозревала, что твоя мать именно этим решила воспользоваться.
Она переводит взгляд на меня.
— Я знала и о твоём положении, Агата. Мне жаль, но тогда у меня не было выбора. И Я согласилась на просьбу дочери. К тому же Назар — мой внучатый племянник, ничего плохого не было бы в том, чтобы его воспитала как родного моя дочь. Все лучше, чем смерть ребенка. Но Бог смотрит на нас сверху. И, наверное, только чудо позволило той женщине вынести из больницы двух младенцев. И в итоге дочь полюбила чужого дитя, а Назара…
Она выпрямляется.
— Именно поэтому Назар знает меня как бабушку, а вас… Думаю, вы готовы стать для него хорошими родителями.
Она делает паузу. На мгновение в комнате становится тихо, как перед бурей.
Потом она повышает голос:
— Назар, милый, спустись к нам!
Мы одновременно с Эриком поворачиваемся к лестнице.
Сверху слышится лёгкий топот. Маленькие быстрые шаги.
Я замираю.
И вдруг вижу — он. Назар.
Мой мальчик.
Он останавливается на середине лестницы, глядя на нас широко раскрытыми глазами.
— Мама, папа, наконец-то вы приехали! — радостно выкрикивает он и бросается к нам.
Я не успеваю осознать — просто ловлю его в объятия. Мир вокруг исчезает. Есть только мы.
Глава 56
— Я вас так ждал! Так ждал! Наконец вы приехали! — вновь произносит Назар, еще крепче стараясь прижаться ко мне, будто боится, что я снова исчезну. Его маленькие руки обвивают мою шею, и я чувствую, как горячие слёзы капают мне на кожу. Мои собственные слёзы смешиваются с его — солёные, живые, долгожданные.
Эрик опускается рядом, обнимает нас обоих и целует сына в макушку, в плечи, в щеку — везде, до чего может дотянуться. Его руки дрожат, дыхание сбивается. Я впервые вижу его таким беззащитным, растерянным от счастья. В его глазах столько нежности, сколько я не видела никогда раньше.
— Сын… — шепчет он, и голос его ломается. — Мальчик мой… Назар…
Назар улыбается, его глаза светятся. Он гладит Эрика по лицу, будто стараясь запомнить черты, которых никогда не видел, но которые будто всегда знал.
— Я знал, что вы придёте… — говорит он тихо. — Бабушка говорила, что вы меня любите, просто далеко.
Татьяна Ивановна стоит рядом. Её губы дрожат, а на ресницах блестят слёзы.
— Я рассказала ему, что вы уехали на заработки, — говорит она, голос её срывается. — Что присылали деньги на игрушки и образование. Что помните о нём, что стараетесь ради него…
Я не могу больше сдерживаться — реву навзрыд, прижимая сына к себе так крепко, будто хочу впитать его в себя, вернуть все те годы, что нас разделяли.
— Назар… мой мальчик… — шепчу сквозь слёзы. — Прости, что я не была рядом. Прости, что не смогла защитить тебя.
— Не плачь, мама, — отвечает он тихо, проводя ладошкой по моему лицу. — Бабушка говорила, что ты болела и что тебе нужно было время, чтобы выздороветь.
Я встречаю взгляд Татьяны Ивановны — и в нём нет ни вызова, ни злости. Только усталость и тихая боль. Она спасла моего сына. Она дала ему любовь и веру в нас, даже не зная, вернёмся ли мы когда-нибудь.
Эрик поднимает глаза на неё, и впервые в его взгляде — благодарность.
— Спасибо, — говорит он глухо. — За то, что сохранили ему жизнь.
Она кивает, не в силах ответить. А Назар вдруг хватает нас обоих за руки, складывает их вместе и улыбается — широко, по-детски искренне.
— Теперь мы все вместе? — спрашивает он.
Я киваю, и в груди будто взрывается солнце.
— Да, родной. Теперь — навсегда.
Эрик закрывает глаза и прижимает нас к себе. Мы трое — семья, наконец собравшаяся после долгих лет боли, потерь и ожидания.
Мы сидим на полу в гостиной, словно боимся отпустить этот миг. Назар то и дело обнимает нас обоих, потом рассматривает мои руки, словно ищет в них что-то знакомое, потом — лицо Эрика. Его глаза сияют от восторга, но в них есть и лёгкая растерянность. Он будто чувствует, что этот день — начало чего-то большого и нового, чего он ещё не понимает.
— У тебя такие же глаза, как у папы, — вдруг замечает он. — И нос такой же. А