Он резко поворачивается, с трудом дышит.
— Я потерял десять лет. Десять, мама! Пока ты кормила меня ложью. Пока я жил с чувством вины, думая, что предал женщину, которая на самом деле страдала одна, родила нашего ребёнка, а после хоронила его, считая, что он погиб.
Валентина Аркадьевна поднимается, пытается удержать достоинство.
— Ты слишком эмоционален. Я делала то, что должна была. Любая мать защищает своего сына.
— Любая мать не превращает жизнь сына в ад, — произносит он тихо, но с такой силой, что ей становится страшно. — Любая мать не гнобит свою невестку и не платит огромные деньги, чтобы убили ее внука.
— Это ложь! — почти кричит она. — Агата тебя обманула! Она всё придумала, чтобы вернуть тебя!
Эрик делает шаг вперёд. Его глаза стальные.
— Ни одного слова больше. Ни одного! Если ты ещё раз произнесёшь её имя, я клянусь, я заставлю тебя замолчать навсегда.
Она отступает.
— Эрик, послушай… Я ведь твоя мать. Я хотела как лучше!
Он смотрит на неё — и впервые в жизни не видит ничего родного. Только чужую женщину, красивую, холодную, страшно далёкую.
— Ты мне больше не мать, — произносит он. — С этого момента — никто.
Она замирает.
— Что ты несёшь?
— Всё просто, — он бросает на стол стопку карт. — Вот твои банковские счета. Все заблокированы. У твоих дочерей — тоже. С сегодняшнего дня вы все лишены всего, чем пользовались за мой счёт.
— Эрик! — она вскакивает. — Ты не можешь!
— Могу, — отвечает он спокойно. — И сделаю. Вы жили за мой счет, пока я работал, ломая себя, чтобы обеспечить вам комфорт. А что получил взамен? Ложь. Предательство. Пустоту.
Он подходит к двери, но оборачивается.
— У тебя три дня, чтобы освободить квартиру. Возвращайся в свой старый дом. Туда, где всё началось. Там, возможно, тебе будет о чём подумать.
— Эрик, пожалуйста… — её голос ломается. — Я всё делала ради тебя! Ты не можешь вычеркнуть меня!
Он делает шаг назад, холодный, отрешённый.
— Я уже вычеркнул.
Из соседней комнаты на голоса выбегают дочери — Изольда и Марика. Старшая хватает мать за плечи.
— Мама, что случилось? Не волнуйся так, — шепчет она.
— Забирайте ее и съезжайте с этой квартиры, — говорит Эрик ровно. — И запомните: с этого дня вы мне не семья. Изольда и Марика, у вас по двести тысяч на счету. Этого хватит, чтобы начать заново. Но не смейте приближаться ко мне, к Агате или к нашему сыну. Один звонок — и я сделаю так, что вы больше света белого не увидите.
Марика плачет:
— Эрик, пожалуйста, не надо так! Я все еще студентка… И Изольда тоже…Мы ведь ничего…
— Вы знали! — перебивает он. — Знали, что мать врёт, что скрывает правду, и молчали. У вас было столько возможностей всё рассказать. Но вы выбрали комфорт. Дорогие платья, поездки, деньги — всё, кроме совести.
Изольда бросается к нему, пытается удержать за руку:
— Это неправда, мы боялись! Мама угрожала…
— Вы боялись потерять источник дохода, — отрезает он. — Теперь бойтесь собственной совести. С этого дня вы без меня и моей поддержки. Мы больше не семья.
Когда он произносит это, Валентина Аркадьевна сжимает грудь. Лицо бледнеет, руки дрожат.
— Эрик… сынок… — она тянется к нему, но он делает шаг назад.
— Не называй меня так. У тебя больше нет сына.
Её тело оседает, глаза закатываются. Изольда кричит:
— Мама! Господи, мама! Эрик, помоги…
Марика бросается к телефону, вызывает скорую.
Эрик стоит, не двигаясь. Его лицо — каменное.
Когда врачи вбегают, он даже не подходит. Только говорит тихо, почти без эмоций:
— Отвезите её в больницу. Там ей место.
Изольда всхлипывает:
— Ты чудовище! Это ты довёл её!
Он смотрит на неё спокойно, устало.
— Нет. Она довела сама себя. Я просто перестал играть в её спектакль.
Через десять минут мать увозят, предварительный диагноз — инсульт. В квартире тишина. Марика стоит у окна, всё ещё дрожит.
— Эрик, — говорит она тихо, — пожалуйста, не делай этого. Она… она больна, у нее патологическая любовь к тебе, ей нужна помощь.
— Помощь? — он горько усмехается. — Знаешь, кто нуждался в помощи? Агата. Когда она рожала одна, без меня. Когда она искала нашего сына. Когда плакала по ночам, думая, что я её бросил.
Он подходит ближе, смотрит прямо в глаза сестре.
— С этого дня у вас нет ни копейки больше того, что я сказал. Эта квартира оформлена на мое имя. Можете искать работу, можете уехать. Мне всё равно.
Марика плачет.
— Ты… ты нас ненавидишь?
— Нет, — отвечает он. — Просто больше не чувствую ничего. Ни к тебе, ни к ней, ни к Изольде. Я слишком долго жил в аду, который вы для меня построили. Теперь — хватит.
Он берёт пальто, направляется к двери.
— Эрик! — кричит Марика. — А если мама не выживет? Или станет парализованной. Инсульт — это серьезно.
Он останавливается, не оборачиваясь.
— Тогда это будет её расплата.
И уходит.
На улице холодный ветер, но Эрик не чувствует холода. В груди — пустота, но и странное освобождение.
Он идёт по проспекту, сжимая кулаки, и впервые за много лет ощущает: он больше никому ничего не должен.
Ни матери, ни сёстрам, ни прошлому.
Впереди — только Агата.
И Назар.
Его настоящая семья.
Та, ради которой стоит жить.
Глава 59
Агата
Вечером Назар просыпается и находит нас на кухне. Мы сидим напротив друг друга, кружки остывшего чая между ладонями, разговор затихает, как музыка после последней ноты.
— Мам… пап… Вы о чём-то говорили? — спрашивает он, сонно потирая глаза.
— О будущем, — отвечает Эрик.
— А что будет в будущем?
Я улыбаюсь:
— Всё самое хорошее.
Назар кивает серьёзно, как взрослый человек, потом подходит к окну.
— А можно завтра пригласить бабушку? —