— Знаете, я ведь не была уверена, что вы придете. Но рада, что моя вера в вас оправдалась.
После чая Назар уговаривает бабушку пойти с ним в сад — «проверить, где будет лестница в домик». Мы с Эриком остаёмся на веранде. Он долго молчит, потом говорит:
— Я всё думал… что будет, когда она появится? Я ведь не знал, как себя вести.
— А теперь?
— Теперь стыдно.
Я кладу руку ему на ладонь.
— Мы не можем изменить прошлое, Эрик. Но можем сделать так, чтобы ей было легче сейчас.
Он кивает.
— Пусть живёт с нами. Если ей так будет спокойнее.
Я смотрю на него с благодарностью. Он произносит это спокойно, без тени раздражения, как человек, который наконец понял, что великодушие — это не слабость.
Вечером дом наполнен запахом ванили и корицы: я пеку пирог. Назар с бабушкой сидят на кухне, чистят яблоки. Они болтают, и я слушаю их голоса, как музыку.
— А в детстве мама тоже любила пироги? — спрашивает Назар.
— Думаю, да, — отвечает Татьяна Ивановна.
Эрик подходит, кладёт мне руку на плечо.
— Посмотри на них, — шепчет. — Так и должно быть.
Я смотрю. Назар смеётся, бабушка вытирает сок с его подбородка, а он делает вид, что обижается. Это такая простая, обыкновенная сцена, но от неё хочется плакать. Потому что всё, что я когда-то потеряла, снова нашло форму, дыхание, жизнь.
Когда садится солнце, Татьяна Ивановна выходит на крыльцо. Я иду за ней. Воздух прохладный, но в нём — покой.
— Спасибо, что позвали, — говорит она. — Я не хотела навязываться.
— Вы не навязываетесь, — отвечаю. — Назар вас обожает.
Она улыбается устало.
— Знаете, я ведь тоже боялась. Что вы сочтёте меня чужой. А я уже давно не чувствую, что Назар мне неродной. Он будто всегда был моим.
— Он и есть ваш, — тихо говорю я. — Мы просто делим эту любовь на троих.
Она поворачивается ко мне, глаза блестят от слёз.
— Вы удивительная женщина, Агата. Я видела, как вы на него смотрите. У вас сердце матери, которое прощает всё. Даже судьбу.
Я не нахожу что ответить. Только улыбаюсь, чувствуя, как в груди становится тепло.
Ночью я поднимаюсь проверить Назара. Он спит спокойно. Рядом на кресле — плед и раскрытая книга. Наверное, бабушка читала ему сказку. На полу — яблочные сердцевины. Запах корицы и детства.
Я наклоняюсь, целую сына в макушку.
— Спи, мой хороший, — шепчу. — Всё у нас теперь будет хорошо.
Из коридора доносится тихий голос Эрика:
— Всё в порядке?
— Да, — улыбаюсь. — Спит.
Мы выходим на балкон. Луна освещает сад, где Назар днём строил «будущий домик». Татьяна Ивановна тихо сидит внизу, на скамейке, укутанная в шаль. Я спускаюсь к ней.
— Вы не спите? — спрашиваю. — Нет, — она качает головой. — Просто думаю. Я ведь старый человек, Агата. Не знаю, сколько мне осталось. Но теперь я спокойна. Он не один.
Я сажусь рядом.
— Он не будет один. Никогда.
Она кивает, потом неожиданно берёт меня за руку.
— Знаете, я ведь всё время молилась, чтобы у него была семья. Чтобы мама его нашлась. И Бог направил вас ко мне.
Я прижимаю её руку к своей щеке.
— Спасибо, — говорю. — За то, что вы были рядом, когда нас не было.
Через несколько дней она переезжает к нам. Муж ее в столице, как и дочь с зятем и внуком. В городе она одна. И поэтому согласилась всего на время пожить с нами, пока Назар привыкнет, как она говорит. Но я вижу, как он расцветает рядом с ней: смеётся чаще, засыпает спокойнее. Дом наполняется новым звуком — её шагами, запахом ромашкового чая, шуршанием страниц книг.
Эрик вечером возвращается с работы, слушает голоса Татьяны Ивановны и Назара из кухни и улыбается.
— У нас теперь полный дом, — говорит он.
— Да, — отвечаю я. — И пустота ушла.
Он обнимает меня, прижимает к себе.
— Знаешь, я раньше не понимал, что счастье может звучать так просто.
Я улыбаюсь, изнутри поднимается спокойное, тёплое чувство, которое уже не страшно потерять. Потому что оно — в нас самих.
— Теперь Назар по-настоящему дома, — шепчет.
— Теперь — да, — отвечаю. — И я тоже.
Мы стоим у окна, слушаем, как внизу, в гостиной, Татьяна Ивановна напевает тихую колыбельную.
Голос её мягкий, будто из самого сердца. Она нужна нам, она наша семья.
Я закрываю глаза.
И думаю: «Иногда семья рождается не из крови, а из любви».
Глава 61
Прошла неделя. Семь долгих счастливых дней.
Мы с Эриком почти каждый день звонили в больницу, спрашивали о состоянии моей мамы, ведь только ее выздоровление отделяло нас от полного и абсолютного счастья.
Мы держали связь с врачами, но ответы были однообразными и сухими: «Будут изменения — мы позвоним, а пока все стабильно».
И вдруг — звонок. Я стою на кухне, мою чашку, когда телефон издаёт знакомый мелодичный сигнал. Номер больницы. Сердце замирает.
— Да, я слушаю, — произношу едва слышно.
На том конце спокойный, но доброжелательный голос:
— Агата, добрый день. Хотим сообщить хорошие новости: ваша мама идет на поправку. Мы вывели её из искусственной комы. Состояние стабильно, ожоги заживают, начинается восстановление.
Я не сразу нахожу слова.
— Правда?.. Она… она в сознании?
— Да. Устала, но реагирует, разговаривает. Вы можете навестить её завтра после обеда.
Слёзы наворачиваются мгновенно. Всё внутри будто наполняется светом.
— Спасибо вам. Спасибо огромное…
Эрик входит в кухню, останавливается, видя моё лицо.
— Что случилось?
Я оборачиваюсь к нему, не сдерживая улыбки.
— Она очнулась. Мама очнулась, Эрик.
Он на мгновение замирает, потом подходит, крепко обнимает меня, прижимая к себе.
— Слава Богу… — шепчет он, проводя рукой по моим волосам. — Мы обязательно поедем к ней.
Больничная палата встречает нас запахом лекарств и тихим гулом аппаратов. На белоснежных простынях лежит мама — бледная, осунувшаяся, но живая. На руках ещё повязки, но взгляд — тот самый, родной, тёплый, живой.
Когда она видит нас, глаза наполняются слезами.
— Мама… — я подхожу к кровати, беру её за руку. — Мы здесь. Всё