Даша обернулась рывком, но в палате ожидаемо не оказалось никого, кроме спящих пациентов. Свет ночью чуть глушили, оставляя включенными маленькие лампочки у кроватей. И этот полумрак раскрашивался синими и красными всполохами техники.
Даша сжала кулаки так, чтобы острое впилось в мягкое. Сердце стучало быстро и гулко, куда быстрее, чем пищали мониторы, подкрепленные к спящим. Даша обошла палату по кругу. Заглянула за каждую ширму. Остановилась у каждой постели. Старичок, лежащий в дальнем углу, открыл глаза и беспомощно посмотрел на Дашу. У него отказала печень, да и остальные органы готовились взять бессрочный отпуск. Даша приспустила маску и улыбнулась старичку. Тот хрипло выдохнул и опустил веки. Стало поспокойней. Даша вернулась к столу, проверила, сохранились ли изменения в таблице. Глаза резало от яркого монитора. Она закрыла их всего на секунду, а когда открыла, то посредине палаты стоял он.
Высокий и худой, завернутый то ли в ткань, то ли в плотный туман, обволакивающий его от головы до самых ступней, на которые и правда были натянуты бахилы. Он оглядывал лежащих за ширмами и шумно дышал. Даша видела его со спины. И облачка дыма, расходящиеся по сторонам от каждого его выдоха, подсвечивались то красными, то синими всполохами. Даша вжалась в стул, горло перехватило, и воздух перестал проникать в легкие. Хотелось закричать. Вскочить и побежать за помощью, но она сидела, вцепившись в край стола, и смотрела не моргая.
Он осмотрелся и сделал шаг к кровати, где спал старичок без печени. У него рак, вспомнила Даша. Из тех, что годами дремлет в тканях, уже не способных делиться. Старость и онкология – интересный дуэт. С одной стороны, у тела нет сил бороться, но и у опухоли их не так много, чтобы активно расти. Но в целом не так важно, кто победит в их соревновании. В любом случае старичок скоро угаснет и умрет. Может, уже к концу недели.
Он будто услышал эти беззвучные размышления в голове Даши. Повел плечом и скользнул к старичку, шаркнув бахилами по полу. Наклонился к старичку, и тот захрипел. Провел несоизмеримо длинной ладонью над его головой, и хрип стал сдавленным.
Даша почувствовала, как в ее теле рождается движение, но осталась как была – прижатой страхом к стулу. Только глотнула воздуха, чтобы закричать, но вместо привычного духа хлорки, спирта и латекса в горло хлынула незнакомая травяная горечь. Я сейчас задохнусь, поняла Даша и оттолкнулась от стола. Врезалась спиной в стену, потянула за собой папки, лежащие на краю, и те ворохом посыпались на пол.
Он обернулся с хищной резкостью. Они встретились глазами, только глаз у него не было. Только завихрения тумана под капюшоном. Он опустил руку на грудь старичка, и тот всхрапнул и затих. Но Даша этого уже не видела, она провалилась в горькую пустоту и осталась лежать на ее дне. Пока истошный писк монитора не вырвал ее в реальность. Не соображая ничего, Даша в три прыжка оказалась у постели старичка. Сердце у него остановилось, но лицо было спокойным и даже молодым, будто смерть разгладила все морщины.
– Чего встала? – закричали выскочившие из ординаторской, сонные и помятые, ничего не смыслящие в том, что здесь произошло. – Отойди!
– И что ты сделала? – спросил Рэм, выныривая из ее рассказа, как из холодного омута.
– Отошла, – хрипло призналась Даша. – И свалила домой. У меня вся одежда и волосы провоняли полынью, представляешь? Как в морге формальдегидом. Только… Вот. – Она сглотнула. – Ну и потом все началось. Полынь, видения, вся эта херь… Ненавижу.
Они помолчали. Рэм чувствовал, как Дашу мелко трясет. Полынный запах разлился по комнате, словно бы в ней начали умирать. Рэм пытался найти слова, но они потеряли всякую ценность. И только озноб, пробивающий тело Даши насквозь, оставался реальным.
– Хочешь, воды принесу? – наконец спросил Рэм.
Даша помотала головой.
– А чего хочешь?
Она прижалась к нему посильней и выдохнула:
– Чтобы ты меня поцеловал.
У Рэма звонит телефон, и он смотрит на экран, как на ядовитого паука.
– Поднимешь? – спрашивает Даша, приподнимаясь с подушки.
Лямка сорочки соскользнула с плеча, и она поправляет ее сонным жестом. Рэм встает с кровати и идет к окну. Хочется воды и чтобы телефон заткнулся. Но звонит Сойка, такие не затыкаются.
– Да? – хрипло отвечает он.
– Ты куда делся?
Ни привета тебе, ни смол-тока – некогда. На фоне подлаивают собаки, видимо, обзвон пропавших приятелей происходит без отрыва от производства.
– Ну, у меня могут быть дела, так?
– Да мне пофигу, – признается Сойка. – Бабушка твоя на ушах, Варя на ушах. Пишет тебе с ночи, а ты не отвечаешь.
Рэм поводит плечом, словно Сойку и все волнения вокруг можно прогнать. Даша уже встала и щелкает чайником.
– Нормально все со мной.
– Ну вот появись дома и докажи.
Рэм набирает побольше воздуха и говорит:
– Слушай, я пропаду на немного, у меня тут работа нарисовалась. Я потом Варьке напишу, пусть она бабку предупредит. – И повторяет на всякий случай: – Нормально со мной все.
Сойка молчит, звякает чем-то и шуршит, отвечает наконец:
– Ром, если ты в жопе, то лучше сразу скажи: чем раньше начнем тебя вытаскивать, тем быстрее вытащим.
– Нет, не в жопе.
За спиной хмыкает Даша.
– Окей, – легко соглашается Сойка. – Но если вдруг ты забыл, у тебя завтра отца хоронят. Ну так, на всякий случай, напоминаю. Вдруг забыл.
– Не забыл, – отвечает Рэм через стиснутые зубы.
– Хорошо.
И отключилась.
Целовались они долго и яростно, так, как Рэм никогда еще не, но об этом он решил подумать потом, а в процессе вообще ни о чем не думал, кроме того, что надо сдержаться и не начать шарить руками, куда еще не пригласили. А потом Даша сказала, чуть переведя дыхание:
– Я возьму отпуск за свой счет. И ты бери… Ты же где-то работаешь? Блин, неважно. Короче, завтра начнем искать вещицы.
Рэм одновременно пытался ухватить смысл и перестать пульсировать всем телом, так что просто кивнул.
– Спать будем валетом, – так же серьезно добавила Даша и рывком поднялась с пола.
Как это, Рэм не знал, но тоже кивнул.