– А почему валетом-то? – спросил он, рассматривая в полутьме летней ночи маленькие пальчики на ногах Даши.
– Ну, как на картах, – сонно откликнулась она. – Валет и с одного конца, и с другого.
– А почему тогда не дамой? Или королем?
– Спи, а.
И теперь они стояли на кухне – Даша в ночнушке, Рэм в позорных трусах с растянутой резинкой и футболке – и собирались пить кофе.
– Значит, пойдем на охоту? – спросил Рэм, разламывая печенье.
– Смерти тренд, всё сон-трава – это два, – продекламировала Даша. – Вот эти его тупые стишочки хуже всего.
– Ну-у-у, – протянул Рэм. – Я бы сказал, что хуже всего мертвецы, которые к ним прилагаются.
Даша залпом допила кофе.
– Мертвецов мне и без полыни хватает, ничего нового. А вот поэт из Гуса говняный.
Вот они шатаются по городу, как потерявшие нюх собаки. Тыкаются в метро: там спешащие по делам, влюбленные целуются у стойки информации, полицейские проверяют паспорта у мигрантов, и те мнутся с бумажками в руках и пытаются что-то объяснить.
– Ты чувствуешь, когда оно приближается? – спрашивает Даша.
Ее губы щекочут шею Рэма, и он теряет все слова, мычит вместо ответа и упирается взглядом в темноту за окном поезда, несущегося через тоннель. Там отражается Даша – джинсовая юбка, расстегнутая полосатая рубашка, волосы, собранные в хвост, а те пряди, что не дотянулись до резинки, топорщатся в разные стороны. Даша стоит спиной к окну и держит Рэма за локоть. Рэм думает: можно ли сказать, что они обнимаются? Кажется, можно.
– Смотри, – шепчет Даша. – Вон от того парня несет.
И втягивает воздух, Рэм старательно повторяет за ней.
Полынь смешалась с особым запахом метро и от этого стала еще реальней. Волны горечи окутывали людей, сидящих в вагоне, проходили сквозь них. Двое мальчишек лет пятнадцати рубились в портативную приставку, разделив наушники: левый одному, правый другому. Девушка в ярком платье задумчиво листала книгу. Рядом с ней сидел парень постарше и рассматривал цветочный узор на ее подоле. Тетушки, прижимающие к себе сумки. Мужики с тяжелыми взглядами. Старушка в парике. Все они напитывались полынью, как забытая в раковине губка напитывается мыльной водой. Все они становились ее носителями.
– Вон, который в костюме, – шептала Даша, привставая на носочки от нетерпения. – Как думаешь, твой или мой?
Того, который в костюме, полынь пропитала насквозь. Он сидел с идеально прямой спиной и строго смотрел перед собой. Абсолютно непроницаемый. Весь состоящий из горечи. Нужно было посмотреть ему в глаза, нужно было прорваться через туман и увидеть – как. И может, плоть его мертва уже сейчас, несмотря на то что он все еще едет из точки А в точку Б. Что парень умрет и очень скоро, сомнений не было. Но и сил узнавать, как именно, тоже.
– Давай следующего, – попросил Рэм.
Даша с трудом отвела глаза от полынного парня.
– Не хочешь? – растерянно спросила она. – Ну я тогда попробую.
Она отодвинула Рэма, встала напротив того, который в костюме, и уставилась на него. Рэм старался не смотреть, но все равно увидел, что она натянулась, будто кто-то схватил ее за макушку, запрокинула голову и сглотнула напряженным горлом. Это полынный туман прошел через нее, утягивая за собой в чужое будущее. Парень тем временем поморщился и потер виски, на мгновение выпадая из своего равнодушного оцепенения. Секунда, и все вернулось на прежние рельсы. Парень застыл, а Даша скользнула обратно к Рэму.
– Никакой трендовой смерти, обычный тромб, – пожала плечами она.
– Может, предупредить? – неловко спросил Рэм, поглядывая на индифферентное выражение лица парня.
– Чему быть… – отмахнулась Даша. – Пойдем на радиальную ветку.
Поезд как раз затормозил на станции, и они вышли, оставляя того, который в костюме, вместе с его тромбом, в покое. Вечном.
Они сидят на кухне у Даши, едят переваренные пельмени и молчат. Пять дней охоты ничего не дали, только смутное отвращение к себе, но этим Рэм решил не делиться. Даша накалывает пельмень на вилку, из него вырывается струйка бульона. Рэм хмыкает, но ловит взбешенный взгляд Даши и затыкается. Она кладет вилку на стол, жмурится и молчит.
– Слушай, ну у нас же еще куча времени, – пытается Рэм.
Она взмахивает рукой, мол, заткнись. И будто сама себя пугается, встает рывком, идет к сумке и вытаскивает пакет с полынными таблетками. Вытряхивает одну, кладет на язык и тут же глотает. Протягивает Рэму пакет.
– Обойдусь, – говорит он.
Даша поводит плечом. Ее движения становятся вялыми и расслабленными. Она опускается на диван, сворачивается там в клубок, колени к носу, и затихает.
Пельмени больше не лезли в горло. За окном набирали мощь сумерки и духота, футболка липла к спине. Надо было переодеться, но не во что. Лучше было прямо сейчас сорваться и поехать домой. Там бабка, наверное, уже с ума сошла от волнения, Варька, ей, конечно, наплела ерунды, но надолго такого не хватит. До дома на автобусе часа полтора, а что делать? Пока Рэм прикидывал возможный маршрут, Даша вытянула руку и призывно сжала пальцы, мол, подойди.
Рэма подбросило со стула. У дивана стоял журнальный столик, пришлось его отодвинуть, чтобы сесть перед Дашей на колени и сжать ее ладонь в своей.
– Тебе не страшно? – чуть слышно спросила она. – Проиграть ему. Совсем не страшно?
Рядом с ней Рэм почти не думал об игре. Тупые загадки были лишь поводом находиться рядом. Бесконечно кружить по городу, разделяя наушники надвое, как те пацаны из метро.
«Хочешь сладких апельсинов?» – спрашивала Земфира в правое ухо Рэма и левое Даши. – «Хочешь вслух рассказов длинных? Хочешь, я убью соседей, что мешают спать?»
– Хочу холодный кофе с сиропом, – отвечала Даша, и они шли за кофе.
Рэм пошел бы с ней куда угодно. Смеяться ее едким шуточкам, гладить чужих собак, есть шаурму из случайного ларька, сидя прямо на низеньком заборчике у детской площадки.
– Я пока не понял, чего бояться, – признался Рэм, чтобы не сболтнуть лишнего.
– Я их видела, – все так же бесшумно проговорила Даша. – Тех, кто проиграл. Они… Блин, не могу подобрать слово. – Она поморщилась. – Их будто пеплом присыпало. Неживые, хоть и дышат. Понимаешь?
Рэм ни черта не понял, но кивнул. Даша судорожно втянула воздух:
– Лучше сдохнуть. Я не хочу такой быть.
– Ты и не будешь.
Она приподнялась и схватила Рэма за руку. Так сильно, что костяшки на пальцах побелели.
– Обещаешь?
Рэм кивнул еще раз. Она была так близко – стискивала пальцами его запястье прямо там, где полынь