– Бросай, и свалим отсюда, – шепнула она.
Рэм швырнул потрепанную ленту в бак с ощутимым облегчением. Как от остывающего образа мертвеца избавился. Даже дышать стало легче. Раз-два – и готово. Потом схватил Дашу и потащил к выходу мимо толпящихся у мешков работяг. Рэм старался не присматриваться к ним, но лица их пугающе поблескивали в тревожном свете ламп, словно мордочки пластмассовых болванчиков.
– Эй, парниша, – скрипучий голос догнал Рэма у самых ворот, Даша повисла на его руке и с трудом переступала ногами. – Возьми вот, полечись.
В потрескавшейся руке мужик держал пакет со знакомыми таблетками.
– Не надо, – бросил Рэм, отворачиваясь, чтобы соблазн не стал невыносимым.
Мужик равнодушно пожал плечами. Плечи эти скрипели, как на ржавых шарнирах. Блевать захотелось еще сильнее, но Рэм сглотнул поднявшуюся желчь и выгреб себя наружу. И Дашу вместе с собой.
– Вести сможешь? – спросил он, доведя ее до машины.
Даша беспомощно озиралась. Лицо у нее стало пустым и гладким, глаза заволокло дымкой. И Рэм точно знал, какая эта дымка на вкус: полынная и горькая.
– Давай просто посидим, – предложил он, распахивая дверцы заднего сиденья. – Спать хочется пиздец.
Даша послушно забралась вовнутрь, поджала колени к груди и затихла. Колготки она безбожно порвала, а темный карандаш опал с глаз и размазался по щекам. Рэм взял в кармашке сиденья влажные салфетки и осторожно протер спящее лицо. От прикосновений Даша поморщилась, но не отстранилась. В кармане завибрировал телефон. Это старик Гус прислал последнюю загадку, но Рэм решил не читать. Он наклонился и прикоснулся губами к ее макушке. От волос пахло духами и немножко сыростью. И это было лучше, чем все, что случалось до.
Они добрались дома, когда город уже вовсю расшумелся. Рэм попробовал вспомнить, какой сегодня день недели, и не смог. Он все еще чувствовал тяжесть и тепло Дашиного тела на своих коленях, как она беспокойно дремала, постанывая через сон, пока мимо не проехала пожарная машина с включенной сигналкой.
– Скорая? – спросила Даша, подскакивая. – Какой отдел?
Пришлось класть ладонь ей на затылок, чтобы не ударилась о потолок салона.
Потом они ехали через загруженный город. Другие спешили на работу, доставляли товары, тащили детей в сад, а стариков – в поликлинику. Рэм наблюдал за чужой жизнью через стекло. Он словно всегда так делал – просто смотрел, не разделяя и не участвуя толком, но только сейчас это понял.
– Странно, да, – подала все еще сонный голос Даша. – Ведь мы теперь не с ними.
– Не с людьми? – холодея уточнил Рэм.
– Ну да. Я это еще на первом курсе поняла. А сейчас так совсем. Когда имеешь дело с чужой смертью, то выше становишься, чем те, кто просто доживает до своей.
– Но мы же тоже когда-нибудь умрем.
Даша хмыкнула.
– Умрем, конечно, но это другое. – И процитировала: – Мы же приняли третий дар, теперь смерть встретит нас как старого друга.
– Это откуда? – не понял Рэм. – Из «Майн Кампфа» или Библии?
– Из «Гарри Поттера», дурачок.
Пока они поднимались в квартиру, лифт скрипел и помигивал лампочками, Даша молчала, прикрыв глаза. Она ускользала. Отдалялась, словно между ними и не было никакой близости. Плевать, что они спали вместе. Варили пельмени вместе. Охотились вместе. Боялись вместе. Ну и плевать. Рэм засунул кулаки в карманы, сжал зубы.
– Ты чего набычился? – спросила Даша, не открывая глаз.
– Надо домой ехать, – нехотя ответил Рэм. – Шмотки свои натяну и поеду.
Лифт скрипнул в последний раз, расползлись двери.
– Останься сегодня, – попросила Даша и взяла его за руку. – Сегодня будем праздновать.
И дальше снова отрывками, как в фильме, где недостает кадров.
Вот они заходят в квартиру, Даша скидывает платье и остается в лифчике и колготках. У Рэма тут же сводит живот, он отворачивается, но она подходит ближе, сжимает его подбородок пальцами и смотрит прямо в глаза.
– Сегодня празднуем, – повторяет она.
Рэм задергивает шторы, чтобы назойливый дневной свет не проникал в комнату, где Даша сидит на полу у дивана и курит, сбивая пепел в вазочку для конфет. Таблетки россыпью валяются около ее ног.
– Не давай мне их, – просит Даша, и Рэм смахивает таблетки под диван. – И загадку смотреть не давай. Все потом.
Садится рядом, забирает сигарету и затягивается. Табачный дым не сравнится с полынным: он мягкий и глупый, абсолютно детский. Его можно глотать без страха. Может, он и приближает смерть, но не так стремительно. От него не замирает сердце.
Сердце замирает, когда Даша с щелчком расстегивает застежку лифчика, и тот легко соскальзывает. Рэм давится дымом, обмирая от ужаса и восторга, а Даша смеется запрокинув голову, а потом хлопает его по спине, чтобы он наконец перестал кашлять.
– Значит, вот так мы празднуем? – спрашивает Рэм, чувствуя, как начинают пылать щеки.
– Именно так.
Рэм прикасается губами, но не к обнаженной груди, левая чуть больше правой, а к жилке, бьющейся через тонкую кожу. Даша выдыхает шумно и отрывисто, прижимается к нему – голой кожей к пропахшей полынью футболке. И они сидят так на полу у дивана, полынные и одинокие, но чуть меньше, чем привыкли быть. А потом Даша отстраняется, смотрит строго-звеняще, говорит:
– Спасибо тебе.
И Рэм наконец-то ее целует. Сухие губы о сухие губы, сколько хватает дыхания. Даша стаскивает с него футболку, отшвыривает, та сползает на пол, Даша отрывается от губ Рэма, шепчет:
– Дорогая, помнется.
Тянется и закидывает футболку на спинку дивана. Возвращается к Рэму. Он смотрит на нее и не может поверить, что это все не влажная фантазия, а реальность. Темные волосы Даши сбились, под глазами темнеют осыпавшиеся стрелки, из-под пояса колготок виднеется красная ткань трусов. Даша красивее, чем все, что Рэм когда-либо видел. Потянуться к ней страшно – вдруг исчезнет, но Рэм тянется. Даша оказывается идеально слепленной для его рук. Она вздрагивает от прикосновения, но тут же подается ближе. Вот они опускаются на пол. Горячая кожа его живота – о холодную кожу ее. Рэм упирается руками, чтобы дать пространство, пока Даша стягивает колготки вместе с трусами. Она совсем голая прямо под ним, а он все еще не может сообразить, что делать дальше. Даша закусывает губу, сдерживая смех. Развязывает узел на поясе его штанов:
– Дальше сам?
Ее глаза сверкают, словно маленькие стробоскопы, Рэм старается смотреть только в них, чтобы не струсить. Страшно так же сильно, как томительно и сладко. Страшно так же сильно, как хочется начать целовать Дашу от лба с морщиной между бровей до ямочки пупка и ниже.