Оставаясь живым
– Когда ты первый раз поцеловался? – спросила Даша, забираясь с пола на диван.
Она совершенно не стеснялась своей наготы. В отличие от Рэма. Под ее внимательным взглядом он нащупал свои шмотки и поспешно натянул.
– Кстати, штаны эти я тебе одолжила, – уточнила Даша и рассмеялась.
Стало еще неудобнее. Но Даша наклонилась к нему. Прикоснулась губами к его плечу, обхватила руками, попросила:
– Побудь еще.
Сопротивляться было невозможно. Рэм поднялся с пола, лег рядом с Дашей, задумался:
– Ну если прямо серьезно поцеловался, то в девятом классе. Перед училищем. Короче, последний шанс. Дальше только кирзовые сапоги. Она была в другой параллели, уже конец года, все дела. Терять было особо нечего, вот я и решился.
– И как? – спросила Даша, подваливаясь к его боку.
– Неловко, слюняво, классно, – ухмыльнулся. – Короче, как сейчас.
– А она какая была?
От Даши расходилось сонное тепло, и Рэму тут же захотелось уснуть с ней рядом.
– Светленькая, выше меня ростом, легкой атлетикой занималась.
– Не страшно было?
– Страшно, конечно. Она меня легко могла через колено перекинуть.
Даша хихикнула ему куда-то в бок.
– У меня тоже остросюжетно было, – признала она.
– Парниша и тебя мог заломать?
– Он-то? Нет, конечно. А вот старшая сестра – легко. Это же ее парень был.
Смеяться с ней было почти так же хорошо, как целовать ее родинки на животе. Внутри снова заворочалось горячим, но нужно было вставать и ехать домой. Бабка там, наверное, уже совсем извелась, сколько бы Варя ей лапши ни навешала.
– Мне сегодня на смену надо, – словно почувствовала его мысли Даша. – Так что давай вставать, красавчик.
Одежда успела просохнуть, Рэм влез в нее, как в тюремную робу. Вернул Даше ее модные шмотки, пригладил волосы, потер заросшие щеки.
– Такой ты плохиш, конечно, – заметила Даша, засовывая в рюкзак медицинский костюм. От его вида по телу раскатилась холодная ртуть. Казалось, ее шарики вот-вот просыпятся с Рэма на пол. Даша поняла это по его лицу.
– Я зайду к твоей маме, – пообещала она. – И позвоню тебе.
В лифте они обнялись. Рэм смотрел в отражении в заляпанном зеркале на их переплетение, в нем еще читались прикосновения голого тела о голое тело. Но уже смутно, будто бы это приснилось. А может, и приснилось.
– Я позвоню, – повторила Даша, усаживаясь в машину.
Рэм кивнул. В горле щекотало, как от простуды. Он сжал зубы и пошел в сторону метро.
И пока ехал, все крутил в голове, как Даша прикусывала мочку его уха, пока он двигался в ней, растворяясь в каждом прикосновении. Этих мыслей хватило на поездку до дома. Но стоило затихнуть возле мутного окна автобуса, как в голове вспыхнуло и заалело. До конца месяца, выданного стариком Гусом, оставалось дней восемь, не больше. Рэм попробовал подсчитать, но сбился. Попытался прогнать из головы серый шум, но за ним, кажется, скрывался страх, так что Рэм просто потер виски и включил музыку в наушниках.
Заиграло какое-то старье с неразборчивым речитативом, Рэм не вслушивался, он просто ехал – что ему еще оставалось? Тело осознало, что больше никаких поцелуев и нежностей ему не светит, так что начало поднывать в особо пострадавших от Цынги местах. Все это – обычная жизнь с обычными проблемами, хоть и приправленными полынью, – снова вылезало на первый план. Здравствуй, Ромочка, с возвращением тебя. Хоть телефон включи, подлюка, набегался, и хватит.
Рэм вывел телефон из привычного уже авиарежима. Мельком подумал, что эту его отлучку можно было бы назвать поездкой в отпуск. Только вместо теплого моря и шампанского на завтрак – прогулки по тоскливым московским дворам в поисках будущего мертвеца. Туроператор хороший и конкурсы интересные, ага.
Телефон тем временем начал подгружать непрочитанные сообщения. Сто миллионов от Варьки, два, но очень гневных, от Сойки. Пробежал глазами. Отца похоронили, бабку на прощание не повезли, возвращайся скорее, мы совсем с ума сошли от тревоги, хоть позвони, скотина ты эдакая. О маме ни слова. Значит, без изменений. Значит, он может успеть. Рэм медленно выдохнул, прогоняя оцепенение. Еще подрагивающим пальцем отыскал сообщение от адресата «Гус». Подышал еще и открыл.
«Смерть с тобою одной крови – это три».
Автобус дернулся и остановился, заскрипели привинченные к полу сиденья. Рэм дернулся и впечатался лбом в спинку кресла переднего ряда. Не почувствовал боли. Отлепился от грязного пластика, прочитал сообщение еще раз.
«Смерть» – смертьсмертьсмерть. «С тобою» – с тобой, Ромочка, с тобою, с тобой. «Одной» – общей, короче. «Крови. Это три».
Рэм встал рывком, пошатнулся, отправил тело к поручню, схватился за него и ударил ладонью по стеклу двери.
– Тормози! – крикнул он водителю.
Тот, разумеется, не услышал.
– Тормози, блять! – крикнул еще раз.
Ощущение, что он ведет себя как мудак, давало жгучее удовлетворение. Будто ожог почесать наждачкой.
– А вы на кнопочку нажмите, он остановит, – подсказала ему женщина, сидящая на соседнем кресле.
У нее были отчаянные глаза. Почему-то желтые, хотя таких и не бывает. Поблекшая радужка просто тонула в этой желтизне. Рэм не хотел всматриваться, но не вышло. Туман клубился вокруг ломкой фигуры, сочился из пор и отверстий, напитывал ткани полынным ядом. Рэм увидел, как женщина лежит на сероватых простынях и пытается что-то сказать нянечке, но не может. А нянечка слишком спешит, чтобы попытаться разобрать. Рэм выдрал себя из видения. Отвел глаза, кивнул куда-то в пространство и нажал на кнопку «Стоп».
Автобус как раз подъехал к остановке и остановился. Рэм вывалился наружу. До дома было еще километра два. Рэм сорвался с места и побежал.
Пока он бежал, он не думал. Пока он бежал, время словно бы и не успевало за ним. Полынь не успевала. Страх не успевал. Мамина смерть не успевала. И их общая кровь не остывала. Их общая кровь бежала по венам все быстрее. Так быстро, как бежал сам Рэм. Так быстро, как только можно себе представить.
– Ты чего как оголтелый? – Дверь ему открыла бабка и тут же уперлась кулаками в бока, словно бы решила внука не пускать.
Ее Рэм видел через мельтешение черных мерцающих пятен перед глазами. Тело сводило от усталости, футболка прилипла к спине, а воздух просачивался через опухшее на бегу горло. Рэм привалился к дверному косяку. Хотелось воды и сдохнуть. Но начать он решил с воды. Отодвинул бабку и ввалился в прихожую. Из трельяжа на него глянули потные пацаны с бешеными глазами на помятой физиономии.
– Пробежаться решил, – буркнул Рэм и утер лицо рукавом куртки, висящей на крючке.
– Хоспадя-я-я, – протянула