От ее тела пахло кислым тестом. И от этого почему-то захотелось плакать. Рэм сглотнул подошедшие слезы и пошел следом за бабкой. Сел на табуретку, уставился в стену перед собой. Бабка давно просила прибить к ней гвоздь, чтобы повесить прихватки, но руки не доходили. Пойти, что ли, за молотком сходить? Дернулся было, но сил хватило только на порыв. Он все ждал, что бабка расплачется. Спросит, где он пропадал. Скажет про отца. Вспомнит про мать. Ничего. Она поставила чайник, громыхнула крышкой кастрюли, половником зачерпнула суп и поставила перед Рэмом тарелку. Щи были светлыми и почти безвкусными, но Рэм послушно их съел.
«Смерть с тобою одной крови, – вертелось у него в голове. – Смерть с тобою одной крови».
На стол вспрыгнул пушистый комок, и Рэм сначала шуганулся, а потом только вспомнил про подарок от Вари. Бабка же комок осторожно приподняла и возложила себе на грудь. Тот в ответ слабо пискнул. И они вдвоем прошествовали из кухни в сторону бабкиной спальни. Рэм пошел следом. На ходу бабка дышала с присвистом, пошатывалась и опиралась на стену.
– Ба Нин, ты как вообще? – хрипло спросил Рэм ей в спину.
Бабка булькнула в ответ и завернула к себе в спальню. Оттуда несло корвалолом и какими-то травами. Но полынью не несло. От разочарования свело живот, а потом горячим ударило по щекам. Вот же гад ты, Ромочка. Вот же сволочь.
– А ты давно у врача была? – спросил кто-то другой голосом Рэма. – Что-то дышишь тяжело…
Бабка рухнула на кровать, матрас сдавленно скрипнул, котенок на бабкиной груди – тоже.
– Да что мне врачи твои? – спросила бабка, откидываясь на подушку. – Что они мне, сердце новое пришьют? Тьфу.
И закрыла глаза. Рэм застыл на пороге. Бабка дышала бесшумно и слабо, но дышала. Никакой тебе полыни. Никакого намека на скорую кончину. Или, может, ты ее сам подушечкой прикроешь, а? Вон, на которой бабка ромашки вышивала. А что? Симпатичный подарочек выйдет для Гуса. Рэм стукнул лбом о стену, постоял еще немножко. К бабкиному легкому сопению добавилось мерное мурчание мехового комка. Котенок оторвал голову от бабкиного халата и посмотрел на Рэма внимательными глазами, мол, вот я такой маленький, а уже кот, а ты такой большой, но толку с того ноль. Замечание было справедливым. Рэм вышел из спальни и прикрыл за собой дверь.
Оставаться в квартире было невыносимо. Казалось, что от стен вот-вот отойдут обои и завалят Рэма – удивительно тяжелые, промасленные и в цветочек. Он наскоро обулся и вывалился в подъезд. Там пахло влажным бетоном и немного бабкиными щами. Или это из Рэма теперь так пахло. Он жадно втянул в себя запах. Любой, лишь бы не полынный. И медленно спустился во двор.
Во дворе пацанва пинала мячик, соседка из второго подъезда громко и безжалостно отчитывала кого-то по телефону, а бабульки самых разных мастей выгуливали мелкоту: кто собачек, кто внуков. Рэм прошел мимо них, жадно всматриваясь. Вдруг? Может, кто-то из них его дальний родственник? Забытая двоюродная тетка? Потерянный брат-близнец? Может, папаша по молодости заделал Рэму сестренку, а теперь она при смерти и готова отдать новообретенному родственничку что-нибудь небольшое, но знаковое? От себя Рэму хотелось блевать, но он шел и присматривался. Шел и искал.
– Здорово, Ромыч, – раздалось откуда-то сбоку.
Со стороны стихийной парковки к Рэму шел Толя Лимончик. Шел и раскручивал в руке цепочку со связкой ключей. У Рэма даже заныла скула в ожидании удара, но Лимончик остановился напротив и бить не стал. Спросил миролюбиво:
– Че, какие новости?
Синяки с его лица почти сошли. Так, немного желтизны под глазами. И смотрел Лимончик с интересом.
– Да семейные дела, – нашелся Рэм.
Лимончик покивал:
– Я там слышал, за тобой люди серьезные теперь?
Рэм повел плечом. Для ответа не хватало конкретики. Лимончик и это съел. Уточнил беззлобно:
– Ты же Цынге личико помял. Два раза. – Осклабился. – Вот решил он тебя порешать в назидание. Так к нему нагрянули. От деда какого-то. Тебя сказали не дергать. Дела у тебя, мол.
Во рту тут же пересохло. Рэм представил, как старик Гус тычет в него палец с отросшим когтем, а под когтем этим могильная земля, мол, вот этого мальчонку мне оставьте. Уж лучше бы с Цынгой за гаражами сцепиться. Лимончик с интересом наблюдал за реакцией Рэма. Пришлось надменно сморщиться и сплюнуть себе под ноги.
– Ну, допустим, есть дед такой, да. Говорю же, дела семейные.
Лимончик хмыкнул, но тут же посерьезнел:
– Мы с тобой, конечно, не кореша. Но дед тот мутный. Я не лично знаю, но сказали. Я людям верю, они просто так гнать не будут.
Рэм отвел глаза и стал смотреть в бетонную стену через дорогу. От приглушенного голоса Лимончика стало совсем уж тошно.
– Короче, если отвяжешься от семейных дел, приходи, – заключил Лимончик и протянул руку. – Мы с тобой тоже не чужие. Одной крови, хули.
Рэм вцепился в его руку до белых костяшек. Лимончик рукопожатие снес, глянул удивленно. Но Рэму было плевать. Он ждал полынь. Казалось, вот-вот она хлынет из-под припухших век Лимончика. Вот-вот – и начнется. Вот-вот. Никто же не тянул его за язык. Никто же не обязывал. Слово не воробей, ничто не воробей, кроме воробья. Давай, Толик. Выйдет, что не зря ты жил. Может, тебе простят всех этих поехавших на твоей дури подростков? Может, умрешь ты как-нибудь легко, а вот мама… Мама тогда будет жить. Прямо сегодня очнется.
– Чего уставился-то? – не выдержал Лимончик и руку свою из потных пальцев Рэма выдрал. – Совсем чумной. Бывай, короче.
И ушел, на ходу раскручивая цепочку с ключами. Рэм было бросился за ним – схватить за плечи, повернуть к себе и смотреть в глаза, пока там не появится смерть, скорая, как самый быстрый поезд. Моментальная. Сегодняшняя. Свеженькая еще совсем. Во рту от этих мыслей стало так горько, что Рэм сплюнул еще.
– В карман себе харкни! – ругнулась проходящая мимо бабка.
Она тащила за собой сумку на колесиках. И смерть. Рэм почувствовал ее запах, но не стал вдыхать. К черту. Да, мам, знаю, прости. Сел на край заборчика у детской площадки, достал сигарету, подержал ее в пальцах, но не закурил. Спрятал в карман и нащупал там телефон. Варя ответила на второй гудок.
– Сволочь ты, Ром. – Голос обиженный, со слезами.
Черт. Не черти. Спасибо-пожалуйста.
– Слушай, ну мне надо было, правда.
Варя помолчала. На фоне у нее заливисто тявкали. И сразу захотелось туда.