Рэм рывком встал и вышел из своей комнаты. Остановился в коридоре. Сделал пару нерешительных шагов к двери, ведущей в спальню бабки. Оттуда раздалось сдавленное бормотание. Рэм вздрогнул всем телом и вернулся в комнату. Кресло еще хранило человеческое – его собственное – тепло. Вернуться в него было как обнять самого себя.
За окном проезжали редкие машины. Какой-то колдырь блевал в кустах. Рэм поморщился – иногда эти кусты использовались в качестве ориентира для поиска товара, запрятанного по палисаднику. Не самое приятное – наткнуться на подарочек от местного алкаша, когда разыскиваешь искомое. Благо, это теперь не его, Рэма, забота. Лимончик быстро найдет ему замену. Или уже нашел.
Слово «подарочек», вспыхнувшее в мозгу, продолжало мерцать в сознании. Что было бы подарочком, выбери полынь ба Нину? Та самая ночнушка с тканью, вытянутой на груди? Или пузырек с сердечными каплями? Или пояс от байкового халата? Лопатка, которой бабка ловко переворачивала котлеты? Или тяжелая чугунная сковородка для блинов? Смог бы Рэм взять такой подарочек и отнести Гусу? Ради спасения мамы, например. Наверное, смог бы.
– А самому сделать так, чтобы чугунная сковородка стала подарочком? Смог бы? – спросил Рэма кто-то из тьмы, и он не сразу узнал свой собственный голос.
Встать, подойти к бабке и накрыть ее подушкой? Навалиться и держать, считая про себя до тысячи? Выбрать кухонный нож, чтобы был подточенный, встать над спящим телом и всадить острие раз-другой-десятый. Взять то, что начнет светиться через полынный туман, и отнести Гусу. Спасти маму, а дальше будь что будет? Так? Ты сможешь? Сможешь? Скажи!
Из оцепенения, в котором даже глаза пересохли смотреть через темноту, Рэма рывком вытащил мягкий комок, запрыгнувший на колени. Просто – прыг! И темнота поредела. Почти невесомое кошачье тело принялось утаптывать Рэма и мурчать так громко, что весь дом словно бы принялся вибрировать. Рэм провел пальцем между пушистых ушей. Котенок мурлыкнул и свернулся под его рукой в клубок. Надо было придумать ему имя. С этой мыслью Рэм и уснул, сам не заметив, как соскользнул в сон. Во сне не было ничего, даже времени. Только немного поскрипывало что-то, словно тугую и жесткую траву приминают тяжелыми ботинками. Но через тьму под веками было не разглядеть, кто ходит там, по полыни. И где это «там» находится.
Из сна его вырвал резкий сигнал звонящего телефона. Рэм вскочил раньше, чем понял, где он и кто. Котенок шмякнулся на пол и недовольно мяукнул. Но Рэм на него не смотрел. В его руках телефон разрывался звонком с городского номера. Время кое-как добралось до начала седьмого. В такую рань звонили только с плохими новостями. Рэм знал, чтó он услышит. Знал – и все-таки принял звонок:
– Да?
– Сидоренко Татьяна Валентиновна вам кем приходилась?
Прошедшее время в вопросе выбило из Рэма дух. Он медленно опустился на кресло. За окном уже вовсю разошлось утро, пустынное пока, чистое и ясное. Котенок тут же забрался обратно на колени, Рэм машинально опустил ладонь ему на спинку.
– Мама. Это моя мама.
– Вас из реанимационного отделения третьей городской беспокоят. Примите наши соболезнования.
– Ага, – только и смог проговорить Рэм, язык свело так, будто он целиком съел незрелую хурму.
– В четыре часа тридцать пять минут остановка сердца произошла. Мы запускали, не запустилось, – зачастили на том конце разговора, видно, что звонок такой был не один, нечего задерживаться. – Вы сегодня приезжайте в отделение, отдадим вещи, документы все оформим. Можно с восьми уже быть.
– Ага.
– Ну до свидания тогда.
И нажали отбой. А Рэм остался. Котенок на его коленях спал, вытянув лапки. Подушечки были розовые и нежные, а коготки еще совсем прозрачные. Рэм смотрел на них, чувствуя, как внутри собирается такая же прозрачная соленость. Вода мирового океана. Невыплаканная усталость. Нужно было встать и пойти к бабке. Нужно было встать и разбудить ее. Встать и рассказать ей. Но тело не слушалось. Рэм продолжал сидеть, вдыхать и выдыхать, перебирать пальцами по шерсти котенка. Пока он сидел и молчал – мама была словно бы еще жива. Пока не знает бабушка, пока не знают Варя и Сойка – ничего не произошло. Все по-прежнему. Только тяжесть одинокого знания давит на сердце, только слезы сами собой собираются под сомкнутыми веками. Это мелочи. Это можно пережить.
Телефон снова ожил и разбудил котенка. Тот вздохнул, спрыгнул с кресла и скрылся за косяком двери. Рэм остался с телефоном. На мгновение он подумал, что звонят из больницы. Ошиблись, извиняйте, перепутали теток, ваша живая пока, не кипешуйте, а поспешите за подарочком. Но звонила Варя.
– Ром, – прошептала она, когда трубка оказалась рядом с ухом Рэма. – Ром, я тоже номер указала в больнице, мне вот только позвонили. Ром…
Она плакала. Рэм не видел, но знал, что слезы текут по ее лицу и Варя смахивает их и держится, чтобы не зареветь в голос.
– Я знаю, – проговорил Рэм чужим голосом.
– А бабушка?
– Нет, ей пока не говорил.
– Надо сказать…
Рэм знал, что надо, но не мог встать. Вот что делать, если надо, но ты не можешь? Какой найти выход? Какие варианты предложить самому себе?
– Я приеду и скажу, – предложила Варя. – Вместе скажем, не хочу, чтобы ты один…
Рэм не успел ответить, как к разговору присоединилась Сойка. Видимо, просто отобрала телефон:
– Она же спит еще? Бабка твоя.
– Да. Как вчера отрубилась, так и спит.
– Нервное, ага. Ну, короче. Давайте сначала с документами порешаем, а потом уже ей скажем. Чтобы она одна не оставалась после. Лады?
Рэм кивнул, а Сойка поняла, хоть и не видела.
– Я очень тебе соболезную, Рома, – добавила она. – Встретимся в больнице.
Рэм отложил было телефон, но передумал. Нашел в списке Дашу, набрал. Гудки потянулись, но ответа не было. Рэм посидел еще немного. Из окна была видна автобусная остановка. Рэм представил, как встает, наливает коту свежей воды и крошит сосиску, понимая, что Варька осуждающе поморщилась бы, узнав про такой рацион. А потом набрасывает рубашку поверх футболки и выходит из квартиры, держа кроссовки в руках, чтобы не копаться со шнурками в коридоре. А бабка все еще спит и ничего не знает. Ни про смерть, ни