— Судьба послала мне еще одного мертвеца, — вздохнула она.
Иларио Да был так исковеркан, унижен, изможден, что Марго поняла: он вернулся из кромешного ада, по сравнению с которым бледнеют даже ее мучения. В смятении, как все Лонсонье, она принялась поспешно наполнять ванну, следуя семейной убежденности, что купание — верное лекарство от беды. Когда Иларио Да разделся, она обнаружила такие глубокие и тяжелые раны, что у нее возникло впечатление, будто тело ее мальчика топтала целая армия. Посадив сына в ванну старого Лонсонье, она помыла его вязаной перчаткой, присыпанной пудрой из льняного семени, и намазала язвы приторным розовым зельем. Чтобы уменьшить лихорадку, к голове приложила мешочки со льдом. Кроме того, Марго сделала припарки из трав с кровью черной курицы, те же самые, которыми Аукан врачевал легкие Лазара: увидев изувеченного сына, она пришла к мучительному выводу, что все мужчины в семье подвержены одной и той же напасти и потому их нужно лечить одними и теми же снадобьями.
После ванны Иларио Да удалось задремать, но он то и дело вздрагивал, просыпался, словно бы от толчка, и звал на помощь. Он не успокоился, пока не примчалась Марго и не уложила его снова в кровать с помощью инъекции морфина. Как будто убийство Эктора Бракамонте, страх перед новыми истязаниями, страдания истерзанного тела воскресили в нем те же кошмарные образы, что мучили Лазара после гибели братьев. Кроме прочего, в течение нескольких дней после возвращения Иларио Да между матерью и сыном возникли нежные, хоть и неловкие отношения, которые вовлекли первую в борьбу против смерти, а второго в схватку с безумием. Однажды вечером, когда он, с распухшими глазами и с пеной на губах, бредил, выкрикивая имя Эктора и разговаривая с Кармело Дивино Рохасом, Марго приняла бесповоротное решение:
— Через неделю мы уезжаем из этой страны.
Поскольку быстро получить разрешение на отъезд официальным путем было невозможно, она взяла дело в свои руки. Движимая столь же инстинктивной решимостью, которая однажды заставила ее записаться в военно-воздушные силы «Свободной Франции» на другом континенте, Марго доверила Аукану заботиться о скорейшем выздоровлении Иларио Да и отправилась на аэродром Тобалаба, чтобы возобновить строительство своего самолета. Она собрала группу старых механиков, с которыми поддерживала связь после войны, и убедила их, что ее аппарат, сооруженный в срочном порядке, как «Дух Сент-Луиса» Чарльза Линдберга, превосходно сможет пересечь Кордильеры.
Ее моноплан стоял в холодном полумраке под высокими сводами ангара, будто в соборе, в ряду с другими машинами. Марго ездила на аэродром каждый день. Словно вернувшись в свою пылкую юность, она давала указания механикам установить приборную панель, укрепить крылья и переделать трансмиссионный механизм. Так кустарным образом был построен крылатый монстр, о возможностях которого никто не имел ни малейшего представления. Этот незаурядный проект, когда-то осиленный юношеской настойчивостью, снова разжег в сердце женщины воинственность, которая всегда была ей свойственна, но со времени ее возвращения с фронта дремала в тени. Когда она закончила свою упорную работу, самолет был готов взлететь. Бернардо, внимательно изучив карту Кордильер, составил для нее самый надежный маршрут.
— Днем будет видно лучше, — сказал он Марго. — Я освобожу тебе полосу на рассвете.
Но Марго уставилась на него со смутной нежностью. Она знала, что ее головокружительные устремления по природе своей связаны с опасностью. Она так давно ждала этого полета, стольким пожертвовала ради мессианского порыва, что недрогнувшим голосом возразила:
— Днем нас увидят.
Впервые со времени их знакомства она была в общении с ним тверда и непримирима. Женщина вперила в старика взгляд диких глаз, и Бернардо не осмелился перечить.
— Улетаем сегодня ночью, — добавила Марго.
Ни дружеские увещевания, ни ледяные стены в горах, ни ловушки ностальгии не могли поколебать ее решимости. Она вернулась домой, освободила свою комнату, собрала нехитрые пожитки в маленький чемодан и выкопала в саду тщедушную виноградную лозу с потрепанной листвой с тем же священным благоговением, с каким ее дед Лонсонье сажал ее. Перед вылетом она велела Иларио Да обмазать тело жиром и обклеить луковой шелухой, чтобы уменьшить эффект от недостатка кислорода, и спрятала под сиденьем топор, скорее ради суеверия, чем по необходимости.
В десять часов вечера Марго и Иларио Да покинули аэродром Тобалаба, взлетев с полосы, которую Бернардо осветил огнями. Поднимаясь по спирали, они набрали высоту четыре тысячи метров и взяли курс к востоку, на Анды. Через полчаса самолет был уже над горами.
Не имея возможности далеко видеть в темноте, Марго, руководствуясь простыми подсчетами, предположила, что впереди показался вулкан Тупунгато, расположенный в центральной части горной цепи, там, где заснеженные долины формируют седло в виде полумесяца. Она не отрывала глаз от вершины и от перевалов Аконкагуа, которые представляла по картам; под брюхом самолета условные схемы превращались в скалистые впадины, гигантские кратеры и уже начавшие таять озера. Пространства между горами были узкими, расщелины извилистыми, гребень ощеривался острыми камнями, как ограда крепости, так что Марго каждое мгновение чудилось, будто кончики крыльев гладят кожу скал.
Через сорок пять минут летчица прикинула, что они уже находятся примерно над серединой горного хребта. Она с предельным вниманием наблюдала за траекторией полета, тогда как Иларио Да, еще слабый после пережитых мучений и ошеломленный видом из окна, колебался между страхом и сном. Около одиннадцати часов самолет начали трепать сильные воздушные потоки. Марго едва избежала удара о скалистый отрог, и ей показалось, будто невидимая сила тянет ее к склону, но удалось выровнять ход машины. Много раз самолет бросало мощными порывами андского ветра, однако он чудом избегал катастрофы. Во время особенно пугающей тряски ураганная волна швырнула моноплан в такой стремительный воздушный столб, что самолет закружился, как сухой лист. Испуганная Марго разглядела впереди крутой склон между двумя скалами и сумела вырваться. Но едва она вошла в этот коридор, как ее затянуло в узкую воронку, создаваемую непрерывным вихрем, который увлекал машину вниз.
Марго переместила рычаг управления двигателем и стала планировать. Вдалеке она заметила террасу длиной около четырехсот метров, где можно было сесть, и развернула самолет в направлении плато. Ловко маневрируя между зубцами и горбами, ей удалось жестко приземлиться на припудренную снегом площадку. Машину с грохотом тряхнуло. Самолет подпрыгнул, дрожа заскользил, удаляясь от обрыва, и остановился. Марго сразу же оставила штурвал и вылезла из кабины. Вокруг до самого горизонта растянулось умопомрачительное кладбище великанов