Мы ели медленно. Между блюдами — разговоры. В темноте говорить легче: не видишь чужого лица, не “держишься”.
— Я всё ещё боюсь, — сказал он. — Не за карьеру. За тебя. Боюсь давить. Боюсь исчезнуть ещё раз.
— Исчезать у тебя получалось лучше, — отозвалась. — Хотя, давить — тоже неплохо.
— Учусь, — коротко. — Сегодня — просто быть рядом и не мешать.
Принесли второе — тёплое, пряное. Я улыбнулась:
— Ты действительно всё подготовил.
— Я просто помнил, — сказал он. — Ты мечтала. И имела право получить это без повода.
Мы перекидывались короткими фразами — как мячом. Колко, но без желчи.
— И всё же, — спросила я, — что это? Попытка “красиво ухаживать”?
— Попытка сделать тебе приятно, пусть и поздно, пусть и после, но лучше так. И попытка молчать, когда нужно, — честно ответил. — Без «надо». Без свидетелей.
— Сюрпризы — это риск, — сказала я. — Могла не прийти.
— Был готов к «нет». И был бы прав, — он не спорил.
— А ты не устал «биться»?
— Устал. Но это та усталость, после которой спится спокойнее. Не как раньше, когда сам от себя прятался, — тихо добавил он.
Десерт пах корицей и апельсином. Я нащупала ложку, усмехнулась:
— Если бы кто-то сказал, что я буду есть крем в полной темноте и радоваться, я бы не поверила.
— Я рад, что ты радуешься, — просто ответил он.
Пауза вытянулась. Я заговорила сама:
— Тимур, еще вопрос. Зачем тебе я — сейчас? Не «образ», не «история красивая», не «искупление». Я. Со своими правилами, паузами, «не знаю». Я, которая прожила это все без тебя и ты понимаешь, что не могу верить тебе и вообще подпускать к себе.
Он выдохнул:
— Потому что рядом с тобой я не вру сам себе. Рядом с тобой у меня нет роли. И потому что я хочу жить рядом с человеком, которого уважаю. Не присваивать. Не объяснять, как тебе жить. Просто… быть в твоём поле и делать, что могу. Если пустишь. Если нет — я всё равно найду, что делать полезного для тебя и Леры. И не исчезну. Это мой взрослый выбор. И мне жаль, что я так облажался в прошлом и отпустил тебя.
Темнота делала его голос ближе и, кажется, честнее. Я ловила интонации. Жгло где-то в груди, но не болью — напряжением, как перед вздохом.
— Хорошо, — сказала я. — Сегодня у тебя получилось: вытащить меня в место, куда я хотела. Без давления. Спасибо.
— Спасибо, что пришла, — ответил он. И добавил, очень тихо: — И что жива.
Мы щёлкнули пальцами — гиду сигнал. На секунду включился мягкий дежурный свет — только чтобы выйти. Я взглянула на него. Он сидел прямо, руки на коленях, взгляд спокойный, без привычной “власти”. Я тоже, наверное, выглядела иначе — с короткими волосами, со своими красными ногтями, без привычного щита.
— Тебя проводить? — спросил он уже у входа.
— До угла, — сказала я. — Дальше сама.
— Договорились.
Мы шли медленно. Город был тёмный, тихий.
— Вика, — он остановился у витрины пекарни, — я буду делать такие штуки иногда. Те, что “для тебя”. Если перебор — скажи.
— Скажу, — кивнула. — И ещё. Не жди наград. Это не квест.
— Я понял, — он улыбнулся чуть. — Это жизнь.
— Вот именно, — сказала я. — А в жизни лучше предупреждать заранее.
— Учту, — рассмеялся он, — на всякий случай спрошу лишний раз.
Мы простились у перекрёстка. Он не потянулся к руке — хорошо. Только сказал:
— Напиши, когда будешь дома. Просто чтобы знать, что всё хорошо.
— Напишу, — кивнула.
Дома я убрала помаду ватным диском, посмотрела на себя в зеркало. Лицо было живым, глаза — светлее. Я села на край кровати, задумалась, отматывая назад…
Ужин в темноте. Вкус — как будто вернулся к жизни. Он — рядом, не лез. Говорил просто. Я — не растаяла, но улыбалась.
Итог: можно так жить.
Правило: я у руля должна быть я.
Чувство: осторожная благодарность.
Отправила Лере смайлик-луноход: «Дома».
Тимуру коротко: «Дома уже. Спасибо за вечер».
Он ответил: «Спокойной ночи».
И больше ничего. Я погасила свет. В комнате было темно, но не страшно. Сегодня темнота была на моей стороне.
ГЛАВА 18
ГЛАВА 18
Следующим вечером меня ждал еще один сюрприз. Только в этот раз не от Тимура.
Марина ворвалась первой — как буря на каблуках.
— Открывай, женщина! Мы пришли спасать твою мораль и портить твою печень!
За ней — Лида, аккуратная, с пледом под мышкой и пакетом фруктов. У Марины — вино, у Лиды — клубника, сыр и какой-то хрустящий багет, который потом окажется героем вечера.
— Я на ночь, — сообщила Лида. — У меня пижама с уточками. Не смей смеяться.
— Я тоже на ночь, — Марина показала пакет с надписью «beauty» и подмигнула. — Будем красивыми и беспощадными.
Они разулись, заняли кухню. Поставили вино, порезали фрукты, сыр, хлеб. Лида наливала «совсем по чуть-чуть», Марина доливала «чуть побольше». Окно приоткрыто, на подоконнике базилик дышит, в колонке тихо хрипит старый Джо Кокер.
— Итак, — Марина щёлкнула пробкой в мусор, — повестка дня: Никольский. За — против — воздержалась. Вик, слово тебе.
— Серьёзно? — фыркнула я. — Может, сразу протокол и подписи?
— Да, — кивнула Лида. — Мы тут люди ответственные.
Я вздохнула, обхватила ладонями бокал.
— Я боюсь. Подпустить — боюсь. Оттолкнуть — тоже боюсь. Внутри всё ещё что-то к нему осталось, как осколок. И времени прошло мало, чтобы забыть. И, наверное, чтобы простить — тоже. Я… тупо не знаю.
Марина закинула ногу на ногу, чиркнула зажигалкой, передумала и убрала.
— Мой вердикт: играть с ним. Медленно разогревать, показывать, что ты почти-почти готова — и в последний момент послать к чёрту. Растоптать сердце. Пусть поймёт, каково это.
— Марин, — Лида поморщилась, — ты сейчас как злодейка из мыльной оперы.
— Я реалистка, — отрезала Марина. — Он сделал больно? Сделал. Значит, пусть тоже