– Да. И что с того?
Она молчала, изучая его лицо, как будто никогда не видела его раньше.
– Ты действительно веришь в эти слова? Ты искренне считаешь своим домом Большую землю?
– У меня не было другого выбора, кроме как сделать ее своим домом, – ответил юноша. – Ты знаешь это так же хорошо, как и все остальные в клане. Мой безымянный отец никогда не заявлял на меня права, и больше всего на свете я хотел принадлежать хоть какому-нибудь месту.
– А тебе не приходило в голову, что мы ждем твоего возвращения, Джек? Думал ли ты когда-нибудь о нас? О том, что мы, возможно, очень бы хотели, чтоб ты вернулся и снова наполнил наши залы музыкой?
Ее слова взбудоражили кровь, и это испугало Джека. Он нахмурился, вздрогнул, словно от холода, когда снова посмотрел на девушку.
– Нет. Я никогда так не думал. Я считал, что клан был рад избавиться от меня.
– Значит, мы тебя подвели, – вздохнула Адайра. – И за это я прошу прощения.
Джек переступил с ноги на ногу. Его мучил вопрос. Он не хотел его озвучивать, но держать его в себе вскоре стало невыносимо. И тогда он спросил:
– Ты знаешь, почему твои родители отправили меня на Большую землю? Из всех детей, которым можно было дать шанс… почему именно я?
– Знаю. Разве ты еще не понял, что мне известны все секреты Востока?
Джек ждал. Он не хотел упрашивать, но молчание Адайры слишком затягивалось.
– Почему же тогда, наследница?
– Я могу рассказать тебе, Джек. Но для этого мне придется перенести тебя в прошлое, – сказала она, заправляя прядь волос за ухо.
Адайра снова замолчала, наблюдая за тем, как нарастает его нетерпение.
– Тогда перенеси меня в прошлое, – коротко попросил он.
– Уверена, ты помнишь ту ночь, – начала она. – Ночь, когда мы с тобой сцепились в зарослях чертополоха. Ночь, когда ты гнался за мной по холмам.
– Ночь, когда ты бросила мне в лицо горсть чертополоха, – сухо поправил он.
Конечно, они помнили эту историю по-разному. Но сейчас, стоя так близко к Адайре, вдыхая угасающий свет летнего вечера и слушая, как за дверью завывает островной ветер… он отчетливо вспомнил те события.
Джеку было десять, и он стремился доказать, что достоин службы в Восточной Страже. Испытание лунного чертополоха проводится каждые три года, чтобы определить, кто из молодых претендентов лучше знает остров и опасность магических растений.
Он потратил время на разведку холмов накануне, чтобы найти идеальное место с лунным чертополохом. И когда Торин затрубил в рог в полночь, ознаменовав начало испытания, Джек рванул к своему секретному месту, но обнаружил, что Адайра его опередила. Она собрала почти все соцветия. Когда девчонка бросилась бежать, Джек погнался за ней, думая, что они смогут разделить добычу. Вместо этого Адайра обернулась и швырнула чертополох ему в лицо.
Боль была невыносимой, словно огонь, проникший под кожу. Джек повалился в траву и выл от боли, пока Торин не нашел его и не притащил домой, к Мирин. Но худшее ждало впереди. Лунный чертополох был заколдованным растением. Укол его иголок сулил кошмары во сне.
Джек пережил тринадцать ужасных ночей после того, как Мирин вытащила все иголки из его распухшего лица.
На лице Адайры мелькнула улыбка. Джек заметил, как изогнулись уголки ее губ.
– Я до сих пор помню те кошмары, на которые ты меня обрекла, наследница.
– И ты думаешь, что был единственным, кого околдовал лунный чертополох, мой давний соперник? – парировала она. – Это другая часть истории, которую тебе еще предстоит узнать: я убежала домой, потому что ты не оставил мне выбора. Ты разрушил мои шансы вступить в Восточную Стражу. А когда я добралась до своей спальни, то обнаружила, что мои ладони блестят от иголок чертополоха. – Адайра подняла руки, изучая их, как будто все еще чувствовала боль. – Их было так много, что я не могла ни сосчитать их, ни извлечь самостоятельно. Я пошла к маме, потому что она часто не спала до поздней ночи.
Когда я показала ей свои ладони, она спросила меня: «Кто это сделал с тобой, Ади?»
И я ответила: «Мальчик по имени Джек».
Она начала извлекать иголки одну за другой и добавила: «Думаю, ты имеешь в виду того мальчика, который затихает, когда моя музыка наполняет зал».
Я не поняла, что она имела в виду. Но на следующем празднике полнолуния я наблюдала за тобой, когда мама села на помост и начала играть на арфе. Я наблюдала, но не увидела в тебе ничего особенного. Потому что не только ты затихал, когда она играла. Ты был не единственным, кто жаждал ее песен, – все мы ждали их с нетерпением. И все же она разглядела пламя внутри тебя, свет, который она ждала. Она знала, кем ты станешь, еще до того, как ты понял это. Мало кто на острове может овладеть музыкой. Музыка сама себе хозяйка и сама выбирает, кого полюбить. Но моя мама разглядела в тебе этот талант, услышала песни, которые тебе суждено было сыграть, еще до того, как ты взял свою первую ноту. Ты можешь утверждать, что здесь был никем, но это не так, Джон Тамерлейн. Когда ты уехал в университет, моя мама была спокойна, словно знала, что ты вернешься бардом, когда придет время.
Джек внимательно слушал каждое ее слово, но напрягся, когда Адайра заговорила о знаках и свете, а больше всего, когда она назвала его по имени Джон. Он всегда ненавидел имя, которое Мирин дала ему при рождении, и вскоре выбрал себе имя Джек, отказываясь отзываться на любое другое.
– Что ты хочешь мне этим сказать, Адайра? – спросил он, злясь на самого себя за то, как сейчас дрожал голос.
– Я хочу сказать, что мама выбрала тебя в качестве своего преемника. Она видела в тебе будущего барда Востока. Она умерла, так и не дождавшись твоего триумфального возвращения, но я знаю, что она гордилась бы тобой, Джек.
Джеку очень не понравилась эта новая трактовка его истории. И ему совсем не понравилось, что мягко произнесенные слова Адайры ранили его глубоко, словно нож.
– Значит, мое будущее никогда не принадлежало мне? – спросил он. – У меня не было выбора, где жить после окончания учебы?
В полумраке лицо Адайры вспыхнуло.
– Нет, конечно же, у тебя есть выбор. Но могу ли я уговорить тебя, Джек? Могу ли я предложить тебе остаться с кланом дольше, чем на лето? Возможно, на год? В зале уже так долго