Глава 7
На следующий день Чжу Цзинь запер Чэн Юй, заявив, что с ее стороны было просто безобразно спать не дома, а среди ив и цветочков крайне невысокой нравственности.
Чэн Юй всю дорогу от горы Малая Яотай до Пинъаня проспала в повозке Лянь Суна. Когда они приехали, третий принц не смог ее добудиться и в итоге оставил в доме Драгоценных камений на попечение Хуа Фэйу.
Левой рукой девушка-дух подхватила Чэн Юй, а взмахом правой отослала служанку в пагоду Десяти цветов с сообщением, мол, она давно не виделась с повелительницей цветов, очень по ней соскучилась и поэтому упросила подругу остаться на всю ночь, дабы скоротать ее за душевными разговорами.
Хуа Фэйу искренне верила, что за более чем четыре года жизни среди людей она прекрасно приспособилась ко всем их обычаям и правилам приличий. По ее скромному мнению, с порученным ей делом она разобралась самым надлежащим образом. Оттого, когда она услышала, что по возвращении домой Чэн Юй запер Чжу Цзинь, цветочек не знала, что думать, и, тут же бросив сына главы императорского секретариата, пришедшего зазвать ее на лодочную прогулку по озеру, поспешила к пагоде Десяти цветов.
А узнав там, что Чэн Юй заперта в зале Человеколюбия и покоя, развернулась и бросилась к владениям Ли Мучжоу.
На сей раз к собственному заключению молодой господин Юй отнесся довольно безразлично. И в то же время серьезно.
В данный момент в бамбуковом домике на заднем дворе зала Человеколюбия и покоя молодой господин Юй разложил перед собой книги и переписывал уставным «как-курица-лапным» стилем «Канона записей» [67]. Очевидно, Чэн Юй снова занималась переписыванием книг за деньги.
Присев в сторонке, Хуа Фэйу вовсю ругала Чжу Цзиня:
– …если ему так не по нраву, что ты, повелительница, вчера у меня ночевала, мог бы и прислать за тобой кого! Зачем терпел всю ночь, а потом заявил, что ты, видите ли, спишь среди цветов и ночуешь в ивах [68], развратница ты эдакая?! О каких таких цветах и ивах речь? Он будто не знает, что ты девушка! Как бы именно, по его мнению, ты со мной развратничала? Да будь он тебе, повелительница, родным братом, он все равно перегибал бы с воспитанием. Тем более он тебе и вовсе не брат! Просто возмутительно!
Раньше Чэн Юй давно бы вторила Хуа Фэйу, но в этот раз она долго то открывала, то закрывала рот, пока наконец не сказала:
– Не ругай так Чжу Цзиня. Чжу Цзинь… Он, конечно, и правда любит меня запирать, но… – девушка помолчала, собираясь с духом, – мне кажется, он всего лишь ищет возможность чаще видеться с Сяо-Ли.
Хуа Фэйу так и разинула рот.
Чэн Юй уклончиво пояснила:
– Раньше я все не понимала, почему Чжу Цзинь так часто запирал меня в зале Человеколюбия и покоя?
– Разве не потому, что у него самого не так много свободного времени, чтобы присматривать за тобой, а Мучжоу все время крутится в зале и может о тебе позаботиться?
Княжна бросила на нее взгляд и понизила голос:
– По правде говоря, когда Чжу Цзинь запирал меня здесь, то приходил ко мне каждый день. Временами он сидел тут от рассвета до полудня, а порой даже оставался на ночь… – Чэн Юй замолкла, глядя на выразительно округлившую губки Хуа Фэйу, а после продолжила: – Как будто бы запирать меня здесь даже более хлопотно, чем запереть в той же пагоде Десяти цветов. Что думаешь, Сяо-Хуа?
Сяо-Хуа ничего не думала, Сяо-Хуа потрясенно захлопнула рот.
Тем временем внизу послышались шаги. Бамбуковый домик не мог похвастаться хорошей звуконепроницаемостью, поэтому и Чэн Юй, и Хуа Фэйу затаили дыхание, прислушиваясь к голосу Ли Мучжоу:
– Обычно в первый день заключения А-Юй всегда злилась и пыталась улизнуть, но сегодня происходит что-то странное. Я заходил к ней три раза, и каждый раз она либо читала, либо занималась каллиграфией с самым покаянным видом. Поднимись к ней, вразуми, а потом можно и выпустить.
Очевидно, Ли Мучжоу замолвил за Чэн Юй словечко, стоял только вопрос перед кем. Княжна с Хуа Фэйу переглянулись и не сговариваясь выдохнули.
И действительно, следом за ним раздался голос Чжу Цзиня:
– С А-Юй… спешить ни к чему. – Он прибавил: – Сегодня дует такой приятный ветерок, посидишь со мной немного?
Ли Мучжоу ответил:
– У меня еще дела. Давай так? Я заварю тебе чай, и ты посидишь тут с ним сам?
Чжу Цзинь помолчал.
– На входе я заметил, что ты собрал новые травы. Оказалось, я многие из них не знаю. Раз уж я все равно буду сидеть тут без дела, давай помогу тебе порезать то, что надо. Как освободишься, научишь меня распознавать те лекарственные травы. Что скажешь?
У Ли Мучжоу имелась дурная привычка – он страсть как любил поучать. Стоило ему услышать, что Чжу Цзинь хочет чему-то у него научиться, как его жаждущее раздать побольше советов сердце дрогнуло, и он с радостью согласился.
Двое внизу удалились, не прерывая беседы.
Хуа Фэйу посмотрела на Чэн Юй.
– Чжу Цзинь – дух цветка. Он не знает какие-то травы мира смертных?.. Ясно как день, что это же полная чу…
Прежде чем слово «чушь» вылетело из ее уст, до Хуа Фэйу, более четырех лет проработавшей в рассаднике разврата и любовных историй, вдруг дошло. На ее лице отразилось потрясение.
– Что такое, Сяо-Хуа?
– Небеса…
– Прошу, успокойся…
– О Небо, Небо, Небо…
Чэн Юй налила перевозбудившемуся цветочку холодного чая.
Сяо-Хуа взяла чашку и спросила:
– Чжу Цзинь не знает, что Ли Мучжоу всегда любил Сай Чжэньэр из башни Сна небожителя и давно задумывал ее выкупить?
Княжна посмотрела на нее.
– Небеса…
Сяо-Хуа не дала ей упасть. Чэн Юй заклинило:
– О Небо, Небо, Небо…
Теперь уже Сяо-Хуа передала чашку с успокоительным чаем подруге. Девушка оперлась о стол и села.
– Как же быть нашему Чжу Цзиню?..
Девушки обменялись долгими обеспокоенными взглядами.
Чжу Цзинь собирался запереть Чэн Юй на пятнадцать дней.
В зале Человеколюбия и покоя княжна занималась каллиграфией и живописью. Иногда к ней приходила Сяо-Хуа, садилась напротив, и они болтали, обмениваясь историями и печалясь о судьбе бедного Чжу Цзиня. Дни заточения летели быстро и безболезненно. В мгновение ока прошло десять дней.
Ранним утром одиннадцатого дня в зал Человеколюбия и покоя спешно явилась Ли Сян, сообщив, что император отправляется с чиновниками в загородный дворец в угодьях Извилистых потоков, где намеревается насладиться