Мы разделили город на сектора. Каждый группе выделялись конкретные цели. В состав каждой группы входили минимум четверо, и если цель располагала магическим даром, то и с нашей стороны должен был участвовать маг эквивалентного ранга или выше. Всем были выданы ордера на арест от того самого заслуживающего доверия судьи, с которым я встречался лично. Крылов настоял на наличии соответствующих бумаг: всё должно быть по закону.
Самой большой проблемой стали маги среди подозреваемых. Владимирское боярство, глубоко засунувшее руку в карман государства, не испытывало недостатка в магически одарённых. Трое Магистров, восемь Мастеров, два десятка Подмастерьев. Если они окажут сопротивление, начнётся бойня. Поэтому я задействовал магов из Угрюма — Степана Безбородко, Леонида Карпова, Элеонору Ольтевскую-Сиверс, Валентина Вельского и многих других остальных, представленных двумя ратными компаниями. Опытные боевые маги против разжиревших аристократов, которые последний раз применяли магию в бою лет двадцать назад. Шансы были на нашей стороне.
Однако среди всех Магистров имелся один особо опасный фигурант — боярин Звенигородский Пантелей Михеич, Магистр третьей ступени, глава Судебного приказа. Человек, который годами покрывал коррупцию, закрывал неугодные дела, выносил нужные приговоры. По данным Артёма, только за последние два года Звенигородский лично получил взяток на сумму около трёхсот тысяч рублей. Примечателен он также был тем, что во время войны с Угрюмом спешно уехал в Ливонию по торговым делал, чтобы не участвовать в сборе Боярского ополчения.
Его я взял на себя.
Ярослава Засекина командовала Северными Волками — сорок пять опытных бойцов, которым княжна доверяла безоговорочно. Им достались бояре в центре города и несколько высокопоставленных чиновников. Потап Воротынцев со своими «Перуновцами» отвечал за внешнее кольцо — загородные поместья и охрану городских ворот. Как только операция начнётся, все шесть ворот Владимира должны были закрыться и взяться под усиленную охрану. Никто не выезжает, никто не въезжает. Город превращается в клетку.
Федот Бабурин с княжеской гвардией и частью угрюмской дружины взял на себя самый деликатный участок — аресты бывших гвардейцев, военных и Стрельцов. Интенданты, снабженцы, офицеры, ответственные за закупки. Все они располагались либо в казармах Владимира, либо в отдалённых крепостях по периметру княжества. Арестовать военного среди его товарищей — задача почти невыполнимая. Солдаты склонны защищать своих, даже если знают, что тот виноват. Воинское братство, круговая порука.
Поэтому я пошёл на хитрость. За неделю до операции вызвал во дворец шестерых офицеров среднего и высшего звена — капитанов, майоров и полковников, которых Крылов проверил особенно тщательно. Честные люди, служившие без нареканий, не замеченные в воровстве. Допросил их с использованием Императорской воли, показал им доказательства против их командиров и подчинённых. Банковские выписки, липовые контракты, свидетельские показания. Дал выбор: либо они помогают арестовать воров среди своих, либо я веду операцию силой, и тогда неизбежны жертвы среди солдат, которые попытаются защитить соратников.
Все шестеро согласились и скрепили свои слова магической клятвой. Кто-то со скрипом, кто-то с облегчением — видимо, давно знали, что творится, но не решались действовать. Они стали моими людьми внутри военных частей. Когда придёт час, именно они объявят своим подчинённым, что аресты санкционированы князем лично, что доказательства неопровержимы, что сопротивление бессмысленно.
Подготовка заняла ещё две недели, в течение которых подозреваемые продолжали жить обычной жизнью — воровать, брать взятки, подписывать липовые контракты. Не подозревая, что над ними сжимается петля.
Операцию назначили на начало декабря в ночь с пятницы на субботу. Выбрал эту ночь не случайно — накануне выходных большинство бояр и чиновников посещали званные приёмы и салоны, возвращаясь домой поздно и изрядно подвыпившими. Усталые, расслабленные, не ждущие опасности. Идеальное время для удара.
В полночь я стоял в тени переулка напротив особняка Звенигородского — двухэтажного каменного здания с колоннами и позолоченными решётками на окнах. Рядом со мной Евсей и Михаил — телохранителей было меньше, чем обычно, потому что наши силы пришлось растянуть на разрыв.
Я взглянул на карманные часы. Без трёх минут полночь. По всему городу в этот момент наши группы занимали позиции у домов своих целей. Ворота Владимира уже закрыты — Перун взял их под контроль полчаса назад, показав мой приказ на гербовой бумаге. Северные Волки рассредоточились по центральным кварталам. Гвардия Федота готовилась входить в казармы.
Полночь.
— Пошли, — коротко бросил я и направился к воротам особняка.
Швейцар, дремавший в будке, даже не успел открыть рот. Евсей просто вырубил его одним точным ударом в челюсть. Охрану быстро скрутили и обезоружили. Мы прошли через ворота, пересекли внутренний двор. Дверь особняка оказалась заперта, но я небрежно махнул рукой, и металл внутри механизма скрипнул, деформируясь. Щелчок, и мы внутри.
В холле на первом этаже горела единственная лампа. Тихо. Слуги уже спали. Я знал планировку — Коршунов раздобыл через своих людей. Кабинет Звенигородского на втором этаже в угловой комнате, спальня напротив него по коридору.
Поднялись по лестнице бесшумно. Дверь кабинета приоткрыта, внутри льётся свет. Я толкнул створку ногой.
Пантелей Михеич сидел за массивным письменным столом, склонившись над документами. Мужчина лет шестидесяти, с седыми висками и мясистым подбородком, одетый в расстёгнутый шёлковый халат. Из прорехи на груди курчавились седые волосы. Услышав звук, он поднял голову, и глаза его расширились.
— Кто… — начал он, но осёкся, узнав меня. — Ваша Светлость?.. — скорее промычал, чем спросил он.
— Пантелей Михеич, — произнёс я, входя в кабинет, — вы арестованы по обвинению в систематических хищениях государственных средств, получении взяток и злоупотреблении служебным положением.
Боярин побледнел, потом покраснел. Рывком поднялся из-за стола:
— Да как вы смеете⁈ Я глава Судебного приказа! Заслуженный человек!
— А скоро будешь засуженным, — негромко сострил Евсей и замолк, заметив мой укоризненный взгляд.
Звенигородский глянул мне в глаза и побледнел ещё сильнее. Пальцы его дёрнулись, потянулись к ящику стола — там, судя по движению, хранился артефактный жезл. Но я оказался быстрее. Мимолётное усилие, и металлическая пепельница на столе взлетела в воздух, превращаясь в тонкую стальную ленту. Она обвилась вокруг запястья боярина, надёжно фиксируя его руку. Не то чтобы он мог что-либо противопоставить мне даже с жезлом, но зачем громить хороший дом? Нам же его ещё конфисковывать…
— Не стоит, — посоветовал я спокойно. — Сопротивление только ухудшит ваше положение. Вспомните, чем закончил Крамской, и давайте без глупостей.
Боярин тяжело сглотнул