— Такое красивое, — с улыбкой говорит она, глядя на меня. И я готов сделать все возможное, чтобы навсегда сохранить эту улыбку на ее лице.
Я наклоняюсь вперед, и за мгновение до того, как её губы коснутся моих, я открываю последний секрет.
— Я никогда не планировал любить тебя, Персик. Но теперь я никогда не планирую останавливаться.
Бонусный эпилог
Фэй
Год спустя...
Такси едва не задевает меня на пешеходном переходе, и у меня вырывается нервный смешок. На его крыше вокруг светящейся таблички с номером намотана рождественская мишура, а на заднем окне мигает цветная гирлянда. За моей спиной ахает парочка туристов, а мужчина, выгуливающий собаку, — явно профессионал в лавировании по забитым улицам Нью-Йорка — смотрит на меня с кислым выражением лица. Это была ошибка новичка, которую, я бы ни за что не совершила раньше, но вот я немного пожила в Кентукки и уже не могу сориентироваться на оживленном переходе, как умела когда-то.
В это время года в Рокфеллер-центре еще больше народа, чем на Таймс-сквер, но это не помешает мне увидеть ее. На этот раз прошло слишком много времени. В этом году массивную елку привезли из маленького городка под Берлингтоном, штат Вермонт. Учительница английского языка, ее муж и двое маленьких сыновей дали интервью о путешествии елки с их заднего двора до Рокфеллер-плаза, 45, и это лишь малая часть того, почему мне не терпится попасть туда. С трех из четырех сторон 75-футовую ель окружают небоскребы, а у ее основания находится очаровательный ледовый каток, украшенный тысячами белых огней, и вживую она выглядит еще прекраснее, чем когда-либо в прошлом.
У белого фургончика, продающего горячий шоколад с поджаренным зефиром по ободку бумажных стаканчиков, очередь человек тридцать. Ух ты, выглядит заманчиво. Но пока я окидываю взглядом толпу и пытаюсь решить, стоит ли ждать, я замечаю ее. Чуть левее, в черной кожаной куртке, джинсах и ковбойских сапогах стоит Мэгги. На этот раз её светлые волосы окрашены в рыжий. Глубокий каштановый цвет напоминает мне волосы Лейни. Я сглатываю ком в горле, смотрю на небоскребы и стараюсь сдержать слезы. По крайней мере пока. Мы по-прежнему должны быть осторожны. Еще слишком много неопределенности из-за последствий крупнейшего в стране скандала со скачками. Масштаб влияния «Finch & King» до сих пор неясен, что не позволяет ей быть Мэгги Кэллоуэй. Я не знаю, какое имя она использует и много ли их. Мы можем встретиться лишь раз в году, именно здесь. Наши отношения свелись к открыткам с вписанными строчками песен да случайным фотографиям закатов с неизвестных номеров, которые никогда не повторяются.
Сегодня, один раз в году, у нас есть целый день, чтобы обсудить, каким был прошедший год и что ждёт впереди.
— Простите, мэм? — говорит справа от меня женщина с сильным бруклинским акцентом. — Грузовик готов, как только вы будете готовы.
Я улыбаюсь ей.
— Спасибо. А другой гость? — спрашиваю я.
Она прочищает горло.
— Она сказала, чтобы я отвалила, — говорит она, и её щёки вспыхивают ещё сильнее, чем от мороза. — Но, думаю, она уже внутри.
Правда в том, что для приготовления горячего какао, которое подают в этом заведении, а это нечто большее, чем просто горячая вода и шоколадный порошок, миксологу и кондитеру не нужен такой большой грузовик, как тот, что припаркован здесь. Это был подарок Линкольна мне, вернее, всем нам, когда мы впервые приехали сюда. Одностороннее зеркало, занимающее всю боковую часть грузовика, обращенное к рождественской елке, выглядело как симпатичная фреска с изображением какао, печенья, горячего пунша и, конечно же, бурбона. Но внутри — это уютное маленькое пространство с множеством закусок, одеял и огромных качелей, похожих на те, что стояли на нашей веранде в Кентукки. Я ожидаю увидеть это, когда открываю дверь и пробираюсь внутрь. Чего я не ожидаю, так это увидеть свою сестру, сидящую с огромным животом, задрав ноги.
— Черт возьми, Мэгги...
Она улыбается и протягивает ко мне руки.
— Я знаю, поправилась немного.
У меня выступают слёзы:
— Ты ведь понимаешь, что я сейчас скажу?
Она вытирает слезу, выступившую в уголке глаза, и сжимает мои руки.
— Что я сияю, и ты никогда не видел более красивой беременной женщины?
Я фыркаю от смеха, прежде чем сказать ей:
— Я скучаю по тебе.
Мои глаза наполняются слезами, и перед глазами все расплывается.
— С соплями закончили? У нас всего… — она достает телефон. — Шесть часов, чтобы наверстать упущенное за год.
Меньше суток на Манхэттене и еще меньше времени с Мэгги, но мое сердце переполнено. Я ужасно скучаю по ней и маме, но моя жизнь теперь в Фиаско. Я знаю, что они в безопасности. Пока что. И это все, о чем я могу просить. Я могла бы остаться в Монтане. Я могла бы тренировать лошадей с мамой или путешествовать с Мэгги, но теперь у меня есть своя семья. По которой я очень скучаю. Я смотрю на телефон, отмечая время, когда вхожу в его кабинет. Эйс хотел поговорить «как можно скорее». В переводе на язык Фоксов это означало, что он хотел видеть меня здесь еще вчера. Я не в восторге от того, что мне приходится срываться по первому требованию старшего из братьев, но знаю — если он просит, значит, это действительно важно.
Я наблюдаю, как Эйс наливает в мой бокал бурбон на два пальца. Обычно я отказываюсь от бурбона в чистом виде, но он бросил в него большой кубик льда и налил «Фокс & Персик».
— Программа для зеркалирования, которую ты установила на мой телефон, — говорит Эйс, откидываясь в кресле и переплетая пальцы перед собой.
Черт.
— Ты многого обо мне не знаешь, Фэй. Но я не беспечен. Я знал, что ты это сделала, но мне нечего было скрывать от тебя в отношении Блэкстоуна. Поэтому я позволил этому случиться.
Я зажмуриваюсь, прежде чем сказать:
— Значит, ты хочешь сказать, что не злишься?
Когда я открываю глаза, его стоический взгляд изучает меня. Эйс может быть пугающим, когда хочет.
— Я хочу, чтобы ты установила это приложение на телефон Хэдли. Мне не нужно, чтобы ты следила за ней. С этим я сам справлюсь.
Я не могу сдержать понимающей улыбки, которая появляется на моем лице. Я знала, что между ними что-то есть.
— Все не так, — говорит он, обрывая тысячи вопросов, которые, я уверена, бегущей лентой проносятся по моему лицу.
Я округляю глаза и сдерживаю ухмылку.
— Я ничего не говорила, — говорю я, откидываясь на спинку кожаного кресла.
— Она — заноза в заднице, но так или иначе, мы привыкли к тому, что она часть нашей семьи. — Он вздыхает и продолжает своим хриплым голосом. — И кто-то, или, может, не один человек, хочет, чтобы ей было больно. Или даже хуже.
Я сразу настораживаюсь. Хэдли стала одной из моих самых близких подруг, наряду с Лейни. Мы сошлись, когда я вернулась в Фиаско. И хотя у нее был тяжелый год, я не думала, что всё зашло так далеко.
— Нет никого, кому я мог бы доверить это дело, кроме тебя, Фэй.
— Ты же знаешь, что можешь положиться на меня. У нас с Линком есть границы, когда речь идет о моих клиентах и делах. Я не буду посвящать его в детали, если ты этого не хочешь. — Я делаю паузу и добавляю. — Если только это не затронет его каким-то образом. Или наших девочек. Они всегда будут моим приоритетом.
Он улыбается.
— Понял, — говорит он.
Тогда я все устрою, — я киваю ему.
Он открывает рот, собираясь сказать очевидное.
Я перебиваю его и поднимаю руку.
— Я буду осторожна. Не сомневайся.
Он тянется вперед, берет бокал и делает глоток бурбона.
Я делаю то же самое. Я не ожидала, что Эйс попросит об одолжении, но семье Фоксов — моей семье — я всегда готова помочь.
В заднем кармане вибрирует телефон. Когда я достаю его, то не могу сдержать улыбку.
Фокс: Только для твоих глаз, Персик. Кое-что, чтобы намочить твои трусики…