Трое из Жана-Парижа - Айгуль Клиновская. Страница 4


О книге
людях с достоинством и даже сейчас не позволяла себе разнюниться. Казалось, попроси палец – отрежет и отдаст в ту же минуту, только бы утрясти все без милиции. Сторож качнул головой:

– Убери, Элла, не будь дурой. Увозить надо пацана подальше, иначе плохо кончит.

Посмотрел на прохвоста, который украдкой жевал баранку, вздохнул и вышел.

Мама с прорвавшимися наконец рыданиями принялась остервенело охаживать Андрея полотенцем, схватила даже скалку, но стукнуть не решилась. Он прикрывал лицо руками и думал лишь о том, что нипочем бы его не поймали, если бы не выпавший нож. В голове созревал план мести сволочному сторожу. Забор поджечь! Пусть побегает, раз такой прыткий.

Ночью Андрей услышал мамины горестные всхлипывания и шепоток, она то ли жаловалась кому-то, то ли молилась. Стало совестно. Хотелось как-то ее успокоить, но что тут скажешь? Утром он поклялся маме – никогда больше не станет воровать. Поджог забора пока еще оставался в планах – это же не воровство. Мама слушала внимательно, склонив голову набок. «Только бы не плакала», – глядя на опухшее лицо, думал он.

За окном протяжно засвистели – пацаны вызывали к гаражам, им не терпелось узнать, как он выкрутился. Те, кому удалось удрать с хлебозавода, видели, что Андрея сцапали и потащили домой. Они притаились до утра, затихли, а с наступлением нового дня замаячили под окнами, шепотом пересказывая детали тем, кто за баранками не ходил.

Мама подняла сухие глаза и сказала решительно, отметая возможные уговоры и протесты:

– Я созвонилась с бабушкой, ты уезжаешь в Жанатас.

Нож отправился в мусорный бак.

3. Подкидыш королевских кровей

Ольга всегда считала себя чуточку лучше других. Самую малость, но лучше. В детстве она воображала, что некая королевская семья оставила ее на попечение нынешним родителям. Откуда в степях Казахстана могла появиться венценосная чета с орущим свертком – этим вопросом Оля не задавалась.

Если предки ругали, маленькая Олечка, глотая слезы, думала: «Вот вернутся за мной и покажут вам!» С годами мысль угасла, но сожаление нет-нет да и возникало. Ах, как было бы славно, если бы в их обитую коричневым дерматином дверь однажды кто-то постучал и сказал: «Собирайся, дорогая, твое время пришло». В подростковом возрасте, понятное дело, Оля уже не верила в сказки, но чувство легкого превосходства над другими никуда не исчезло.

Например, едут они в автобусах в пионерский лагерь «Жулдыз» – Олечка занимает лучшее место у окна, чтобы прокатиться с ветерком. Песни поют по дороге, знакомятся. Пока у шлагбаума идет суетливая выгрузка, Оля ускользает от всех и несется к разноцветным домикам. Самая хорошая койка, рядом с откидной отдушиной[2] и подальше от двери, достается ей, потому что она чуточку лучше остальных. Что значит – нечестно? Кто успел, тот и съел, шустрее надо ноги передвигать.

Папа звал ее принцессой. В детстве было даже немного его жаль. «Вернутся за мной настоящие родители, как же он без меня?»

Красивый и кудрявый, похожий на киноактера Игоря Костолевского, он приходил с работы, и все вокруг, спокойное и размеренное, менялось. Мама лучисто улыбалась, дома становилось светлее и просторнее, словно в распахнутое окно врывался свежий ветер. Папа намывал руки и вещал из ванной, что сейчас, вот сейчас он выйдет на охоту ловить маленьких непослушных девочек. Оля и Аня с визгом бежали прятаться. Папа ходил по квартире, заглядывал везде, даже в выдвижные ящики серванта, но найти никого не мог. Девчонки переминались с ноги на ногу за шторами и тоненько хихикали. Наконец с победным криком он их обнаруживал, сгребал ручищами и носился по квартире, сшибая стулья. Мама смеялась и ругалась понарошку, что они разнесут весь дом. А девчонки обезьянами висели на его плечах и до звона в ушах хохотали.

Папа умер, когда она училась в пятом классе. В гробу лежал незнакомцем, строгим и некрасивым.

– Такой молодой. Инфаркт. Еще жить бы и жить.

Шепоток иглой вонзился Ольге в темечко. Она обернулась, но люди стояли молча с одинаково скорбными лицами. Ей захотелось набрать побольше воздуха и кричать, кричать, кричать, что всех она обменяла бы на него, живого. Стоявшая рядом мама бросила на нее быстрый взгляд и сжала руку, сдерживая готовую вырваться наружу истерику. И Оля покорно сникла.

Новый мамин избранник по имени Сергей, интеллигентного вида дядька с чеховской бородкой, работал на скорой. Просочился он в семью Исаевых, когда Оля училась уже в десятом классе. К появлению отчима она отнеслась снисходительно. Мама переключила внимание на него, кокетливо смеялась и подкрашивала губы морковного цвета помадой, так что его присутствие было только на руку. Но, к сожалению, счастье длилось недолго.

Скорее всего, дядя Сережа и раньше был не дурак выпить, но умудрился сохранить лицо, пока кружил Надежду Петровну в конфетно-букетном вихре. На цыпочках, как известно, долго не устоишь, так что постепенно маска добропорядочности с его лица сползла. Он откупоривал бутылку, как только оседала пыль из-под колес автобуса, на котором Надежда Петровна покидала город ради курсов повышения квалификации. Начинал болтать сам с собой, копошиться в аптечке. Однажды Оля попыталась выяснить, что у него болит, но он спрятал за спиной лекарства и ответил, глядя исподлобья:

– Я тебя не трогаю, и ты меня не трогай.

И захихикал так демонически. По ночам было особенно страшно, когда отчим в одних трусах бродил по квартире и что-то бубнил. Или надолго запирался в ванной – Оля сначала боялась, что он сделает с собой нечто ужасное, потом плюнула. Только к двери своей спальни подставляла стул, чтобы отчим ненароком не забрел.

Перед маминым приездом дядя Сережа брал себя в руки: брился, мылся, приводил в порядок внешний вид и больную голову.

– Почему ты маме не расскажешь про его выкрутасы, когда она уезжает? – недоумевала Айша.

Оля пожимала плечами.

– Да неплохой в целом мужик. Когда не пьет. Чего ей одной куковать? Я уеду скоро.

Жирной точкой в недоразумении под названием «второй брак Надежды Петровны» стала поездка отчима на охоту. Дядя Сережа вернулся через несколько дней в три часа ночи, ввалился в квартиру с добычей на плечах и победно кинул ее на пол. Мама успела отогнуть ковровую дорожку, чтобы та не испачкалась кровью. Выскочившая на шум Оля одеревенела, уставившись в несчастные, подернутые мученической пеленой глаза мертвого сайгака.

– Он разве не в Красной книге? – выдохнула она. Никто не услышал. Мама была озабочена, как разобраться со всем этим: невменяемого уложить в кровать, тушу перетащить на балкон, кровавое пятно на линолеуме

Перейти на страницу: