– Долго сидишь?
– Да с часок примерно, не переживай.
– Пойдем, все-все расскажу. – Айша распахнула дверь подъезда.
В почтовом ящике ее ожидало письмо от Оли. Торопливыми буквами подруга то начинала, то обрывала рассказ, в итоге велела звонить в любое время, указав номер телефона. Айша смеялась и плакала, ощупывала листочек, перечитывала маме отрывки вновь и вновь. Затем убрала письмо к стопке других, которые хранила с тех пор, как покинула Жанатас.
После долгого чаепития с малиновым вареньем мама прилегла в гостиной отдохнуть. Айша начала убирать со стола. Она и не заметила, как пришел Думан. Тот заглянул в кухню и повел носом. Заплаканное лицо жены заставило его нахмуриться.
– Что случилось?
– От Оли письмо пришло. Помнишь, которая нашлась через телепрограмму?
Он ослабил узел галстука.
– Кормить меня собираешься? Времени в обрез.
– Я не успела приготовить. Давай бутерброды сделаю.
– Понятно. – Он с раздражением плюхнулся на стул, взял кусок лепешки. – Наломала опять криво, могла бы и ножом порезать.
Айша с грохотом опустила чайник на плиту.
– Как же ты мне надоел. Не нравится – не ешь, – слова выскользнули так легко, будто и не вслух, и не в лицо мужу.
Зато Думан опешил. Он уже откусил и теперь усиленно двигал челюстями, чтобы быстрее прожевать, но всухомятку получалось плохо. Наконец он справился и вытаращил глаза.
– Съездила в свои трущобы – голос прорезался? Приехала утром, даже не удосужилась пожрать приготовить, зная, что я приду на обед!
Он поднимался из-за стола уже с криком, чтобы, как всегда, разом погасить ее волю. Айша, не отрывая от него взгляд, нащупала нож у раковины и выставила перед собой.
– Не подходи. Ты меня больше не тронешь.
Думан приближался к ней, посмеиваясь и пританцовывая. Он медлил нарочно, внезапный бунт его, скорее, рассмешил.
– Дожили, с ножом на родного мужа. И что, действительно ударишь?
Он перехватил и вывернул ее кисть до хруста, другой рукой зажал рот, чтобы не вякала. Кухонный нож, возомнивший себя боевым оружием, упал, звонко встретившись с полом.
Ситуация казалась Думану забавной. Жена, которая столько лет молчала, ни с того ни с сего показала острые зубки. Навалившись на нее всем телом, он вжал проснувшийся член в ее бедро и потерся. Если овца забывает, кто ее пастух, всегда можно напомнить плеткой или пинком. Айша молча трепыхалась. Думана распаляли эти попытки высвободиться, но они всегда быстро сходили на нет. Оставались только ничего не значащие слезы.
– Она не ударила, зато я могу.
Женский голос будто бы огрел его по затылку. Думан с испугом обернулся, ослабил хватку.
– А вы здесь откуда?
– Отошел от нее.
Думан послушно отодвинулся и опустился на стул. Айша вытерла ладонью с перекошенных губ маслянистые следы его пальцев. Она не узнавала маму. Та говорила с таким нажимом, что муж скукожился провинившимся школьником. Вот, оказывается, как выглядит материнский гнев, никому нет от него спасения.
– Ты что, сукин сын, нюх потерял? Думаешь, она без роду и без племени и некому ее защитить? Да я от тебя мокрого места не оставлю, если ты еще хоть раз к ней приблизишься!
Мама, маленькая и сухонькая, нависала над ним и говорила негромко, но в каждом слове звучала запредельная ярость, которая грозила выжечь все вокруг.
– Да вы все не так поняли…
– Закрой свой поганый рот. Ходи и оглядывайся теперь.
Она махнула рукой Айше, не оставляя Думану никаких шансов на нелепые оправдания.
– Вещи собирай, мы уходим.
Айша схватила оставшуюся целой лепешку – жалко было ее здесь бросать – и метнулась в спальню. Там она затолкала свои документы и старые письма в еще не разобранный чемоданчик, наплевав на прочие вещи, с грохотом выкатила его в коридор и крикнула:
– Я готова!
Когда они вышли из подъезда, перед ними кружевным облаком спланировало свадебное платье. Затем полетела и другая одежда: часть ее оседала на деревьях, часть пикировала на асфальт. Думан сбрасывал с балкона гардероб ушедшей жены. У скамейки, задрав голову, стояла соседка и с интересом наблюдала за цветастым дождем из тряпок. Не удержалась, цокнула языком и выдала:
– Вот же придурок!
Заметив вышедших женщин, она смутилась:
– Ой, извините.
– Ничего страшного. Придурок и есть. – Айша переступила через свадебное платье, мама целенаправленно по нему прошлась. Не оборачиваясь на вопли с балкона, они заторопились в сторону проезжей части, чтобы поймать такси.
Посматривая на воинственно шагающую рядом маму, Айша не удержалась и спросила:
– А откуда вот это – «нюх потерял», «ходи и оглядывайся»?
– В Жанатасе много разных людей в столовой бывало, вот и пригодилось. – Мама остановилась и с горечью добавила: – Что ж ты молчала, доча? Как мне жить дальше, зная, что могла бы давно тебе помочь?
Айша взяла ее за руку, прижалась щекой к тыльной стороне ладони.
– Прости меня. Я считала, что за свой выбор должна отвечать сама. А жить… Жить мы теперь будем просто замечательно!
Они обнялись, постояли так минуту, наполняя друг друга надеждой, как переливающиеся сосуды. Пока мама ловила такси, Айша вдыхала глубоко-глубоко прохладный осенний воздух, осознавая, что жизнь на полувздохе закончилась. И мысленно телеграфировала тезке, что спала вечным сном под осыпающейся стеной мавзолея: «Спасибо, одну мою просьбу вы с мамой уже выполнили».
17. Вдребезги
В деревне Андрей не нашел себе применения, поэтому, чтобы хоть как-то обеспечить семью, мотался в Россию, оттуда в крупные города Казахстана, сбывая всевозможный товар. После семи лет бездействия хотелось наверстать упущенное. Жизнь помчалась вперед сломя голову. В Жуковке получалось бывать урывками. Он не переживал, нет. Тома и Настюшка оставались под присмотром мамы и Ярика. Но сердце успокаивалось лишь тогда, когда он прижимался губами к теплому затылку дочери.
С удивлением Андрей осознал, что чрезвычайно любит детей. Никогда раньше о привязанности к ним он не задумывался. Возиться с малышней казалось делом настолько обыкновенным, что он не придавал этому значения. С каждым ребенком ему всегда было о чем потолковать: хоть с подростком, хоть с тем, кто только-только начал лепетать на своем умильном наречии. А уж Настасья Андреевна стала центром мироздания. Он с ужасом и восторгом размышлял о том, что у него непременно появятся еще дети. Будет ли он любить их так же, как старшенькую, хватит ли душевного тепла на остальных? Тут же успокаивал себя – на десятерых хватит! Дело за малым, уговорить Тамару, которая пока и слышать не хотела о пополнении.
– Да погоди ты, неугомонный! – отмахивалась она. – Дай дочке подрасти.
И Андрей отступал. Про себя загадал – как Настене стукнет