– Мы с Ярославом любим друг друга. Я больше не могу быть с тобой.
Мир вокруг не разлетелся вдребезги лишь потому, что Андрей держал на руках дочь. Настюшка лепетала в его застывшее лицо, слюнявила поцелуями, обхватывала шею ручонками и тем самым уберегла от безумия. Не сказав ни слова, он вышел из кухни и прошел в спальню. Вполголоса в темноте баюкал и дочь, и свое разорванное в клочья сердце. Бессловесной тенью заглядывала мама, опасаясь, как бы сын не сотворил с собой страшное.
– Я верю, ты поймешь меня. И простишь.
Бестелесный шепот Тамары, как синеватый дымок ее извечной тонкой сигареты, поплыл над засыпающей дочерью. Андрей морщился, но вслух ничего не говорил, боясь потревожить сон Насти. Хотелось прогнать от ребенка этот нелепый звук, эти неуместные, даже кощунственные объяснения.
– Я думала, что люблю тебя, но это была благодарность. Ты единственный во всем Жанатасе относился ко мне по-человечески, остальные считали швалью. А с ним все иначе, все иначе… Никогда прежде я не испытывала ничего подобного.
Скрипнула дверь, Андрей обернулся. Приходила ли Тамара, или снова мама проверяла, не болтается ли сын в петле, он так и не понял. Шепот развеялся последними, едва слышными словами:
– Прости нас, если сможешь…
Семь лет он размышлял, как накажет его Бог за отнятые тем проклятым июльским вечером жизни. В том, что расплата настигнет, Андрей никогда, ни на секунду не сомневался, но на такой поворот фантазия оказалась скудна. За одну минуту он потерял троих. Троих самых родных людей. Вот, значит, какова плата за то, что он совершил. На зоне времени думать было много. Он каждое мгновение ждал и считал себя готовым принять, выстоять, выдюжить перед неминуемым ударом. Судьба поступила изощреннее.
Андрей разжал кулак – вместо привычного камешка он изо всех сил стискивал детскую пустышку. В последний раз он легонько погладил дочь по голове и вышел из спальни, осторожно прикрыв дверь.
Впереди была долгая, беспросветная ночь…
Часть 3
А знаешь, все еще будет!
Южный ветер еще подует,
и весну еще наколдует,
и память перелистает,
и встретиться нас заставит,
и еще меня на рассвете
губы твои разбудят.
Понимаешь, все еще будет!
Вероника Тушнова
1. Все это было, было…
2016 год
Слет одноклассников спустя столько лет не вызвал у Айши энтузиазма. Кучка инициативных срывала горло по телефону, пытаясь уговорить разлетевшихся по миру земляков. Из трех выпускных классов 1991 года удалось собрать примерно тридцать человек. Айша ехать не хотела – не с кем было оставить кота. Потом в одночасье решилась, подхваченная общим ажиотажем.
– Я всего на пару дней. – Она виновато гладила Мурзилку, сдавая его в звериную гостиницу.
У вагона встречал громогласный Куба. С годами он погрузнел, но не утратил добродушия, зачастую присущего здоровякам. Сгреб Айшу в охапку вместе с чемоданчиком и закинул в автобус, который организовал для тех, кто стекался в Тараз со всего Казахстана. Пятнадцать человек и ящик водки – таким составом отправились в Жанатас. Вместо обычных трех часов добирались почти целый день. Старенький автобус давненько не видывал настолько шальных пассажиров.
– Вас удар не хватит? Жара под сорок, а вы водку хлещете средь бела дня, – осуждающе выговаривала Айша остальным. Никто не обращал на нее внимания. В салоне отсутствовало несколько сидений, вместо них – низкий столик, на котором разложили закуску и принялись праздновать встречу. Царило бесшабашное настроение. Словно и не было за плечами лет, прожитых вдали друг от друга.
Айша приткнулась у окна, из него поддувал хоть и раскаленный, но все же ветерок. Компанию ей составил бюст Шока́на Валиха́нова, лежавший тут же на сиденье.
Школу переименовали, «60-летие Октябрьской революции» кануло в лету. Поэтому энергичная и нестареющая Вера Алексеевна попросила выпускников подарить любимой альма-матер бюст великого казахского ученого. Обосновавшегося в Таразе одноклассника, который закончил какое-то училище изобразительных искусств, обязали изготовить заказ. Тот отбивался и кричал, что он художник, а не скульптор, но его убедили – безграничный талант способен на многое. Смирившись, ваятель создал бюст как смог. Айша сразу заявила, что Шокан подозрительно похож на женщину, с чем многие согласились. Оскорбленный художник послал их к черту. Времени искать другого исполнителя не осталось, поэтому повезли то, что получилось.
За окном мелькали знакомые пейзажи. Майское солнце уже набрало силу, чтобы к июлю безжалостным напалмом пройтись по степи. Кое-где островками алели маки. Длинной цепочкой тянулись пологие холмы, похожие на неспешный караван верблюдов. Над землей цвета охры гигантским шатром раскинулось небо, его туго натянутое ветром лазурное полотнище не омрачала ни единая облачная морщинка. Родная земля. Каменистая, пыльная, колючая, но родная.
Обмахиваясь чьей-то кепкой, Айша с неодобрением поглядывала на раскрасневшиеся, осоловелые от жары и водки лица. Автобус по дороге несколько раз взбрыкнул, хмельной компании пришлось с хохотом и прибаутками его толкать. Заехали на родник освежиться. Мужчины, эти поседевшие мальчишки, затеяли на усыпанном камнями берегу шутливую потасовку и умудрились одного товарища уронить. Остаток пути раненый сидел в чалме из майки и сокрушенно качал разбитой головой.
Вот-вот из-за поворота должна была появиться фигура исполинского беркута, которая всегда приветствовала въезжающих в город. До Жанатаса оставалось рукой подать, когда кому-то на сотовый поступил звонок, что прибывшие ранее расположились у речки. Невзирая на протесты Айши и еще парочки непьющих, водителя заставили свернуть. Автобус, выехавший из Тараза утром, никак не мог достичь пункта назначения, хотя день уже клонился к концу.
Последовал трехчасовой пикник с шашлыком и беззаботным купанием в заводи. У Айши не было купальника, поэтому она лишь коснулась босыми ногами прохладной, еще не успевшей прогреться воды. Бесконечная дорога утомила, но повлиять на безудержных одноклассников было сложно. Оставалось бродить с фотоаппаратом, ожидая, когда же они наконец отправятся в путь. Кубу, солидного человека и отца четверых детей, Айша запечатлела в потешной женской панамке, пока он отмокал на мелководье и пьяно щурился на закатное солнце.
В город добрались, когда уже стемнело. Часть сразу разъехалась по оставшимся родственникам и друзьям, остальные завалились в квартиру Яремчука. Обстановка выглядела убого, потому что последние годы, как выяснилось, Сашка беспробудно пил. Всем было плевать на интерьер, никто и не рассчитывал на роскошные условия. Одноклассники требовали продолжения банкета.
Несмотря на то что наступила ночь, на улицу перед домом вынесли корпеше[6] и одеяла, расстелили клеенку, перетаскали тарелки и стаканы. В открытое