– Нет, Гриша, не только я, – тихонько рассмеялся профессор. – Восемнадцать романов написаны в течение последних ста лет, а я всего лишь продолжаю то, что когда-то начал мой дед. Мы, Пелеки, всегда имели склонность не только к книгам, но и к самой литературе. Библиотека, начало которой положил мой прадед, общеизвестна и вызывает зависть у многих коллекционеров. Однако Пелеки не только ценят книги, но и пишут их. Мы пишем особые книги, Гриша, все восемнадцать романов основаны на реальных событиях. – Профессор, не отрываясь, смотрел племяннику в глаза. Смотрел так, что племяннику стало зябко. – Каждое убийство, о котором ты прочитал, случилось в действительности. И произошло именно так, как описано в книге.
– Вы много работаете в полицейских архивах? – тихо спросил Кунич.
– Да, Гриша, потом мне приходится проводить время в архивах. – Пелек позволил себе улыбку.
– Когда «потом»?
Этот вопрос старик пропустил мимо ушей.
– А ещё все романы написаны от лица убийцы. От первого лица.
– Вас интересует образ преступника? – сглотнув, осведомился Гриша.
Кунич не был самым сообразительным человеком на свете, но уже понял, куда клонит Пелек. И не знал, что делать. Больше всего ему хотелось сделать так, чтобы этого разговора никогда не происходило, но поскольку отмотать время назад несчастному Грише было не под силу, он захотел вскочить и сбежать, оставив старого убийцу один на один с его демонами. Желание оказалось настолько сильным, что Кунич едва ему не поддался, и только мысль о потере наследства, которая обязательно последует за бегством, удержала его в кресле.
– Да, Гриша, меня интересуют мысли, переживания, отношение к происходящему и весь внутренний мир прирождённого убийцы, – ответил профессор. – Вот уже сто лет мы описываем полученные впечатления на страницах книг.
– Вы пытаетесь понять преступника? – Голос едва заметно дрожал. Но на то, чтобы именно «едва заметно», Куничу пришлось затратить все свои силы.
Пелек ответил долгим взглядом. Насмешливым.
– Не пугайте меня, Михаил Семёнович, – попросил Кунич.
– Чего же тут бояться, Гриша? – Пелек улыбнулся и откинулся на спинку инвалидного кресла. – Пусть боятся те, кому выпало со мной повстречаться… или с нами.
– Мне трудно поверить в то, что я слышу от вас, Михаил Семёнович.
– Ты слышишь историю нашего семейного дела, Гриша. – Профессор добавил в голос металл. – Быть Пелеком, быть главой рода, означает следить за библиотекой. Следить за библиотекой означает добавлять в собрание новые книги. В том числе вот эти. – Старик взял со стола толстый том в кожаном переплёте, тот самый, который прочитал племянник, и ласково провёл пальцами по золотому тиснению MMXII. – Ты хочешь получить всё, Гриша, и я понимаю твоё желание. Более того, на твоём месте я действовал бы точно так же и желал бы того же самого. Но ты должен понимать, что я вкладываю в понятие «всё». И что на меньшее я не соглашусь. – Старик вернул книгу на стол и вновь посмотрел на племянника. Но сейчас его взгляд был тёплым, можно сказать, отеческим. – В тебе моя кровь, Гриша, кровь Пелеков. Неужели ты никогда не задумывался о том, что можешь больше, чем делаешь?
– Об этом – нет, – криво усмехнулся Кунич.
– Ну, ты хотя бы честен.
– Я вас разочаровал?
– Ещё не знаю, – ответил профессор. – Сейчас ты ошарашен, тебе трудно размышлять холодно, так, как требуется в данных обстоятельствах.
– Мне кажется, об этом всегда трудно размышлять.
– Но решение принять придётся. – Пелек выдержал многозначительную паузу. – Мой род прервался, Гриша. Володю катастрофа убила быстро, меня убивает медленно. Даже если я сейчас заделаю наследника, то не проживу достаточно, чтобы передать ему библиотеку и обучить тому, что он должен знать. Мне нужен наследник, который сможет в ближайшее время подтвердить своё право продолжать моё дело.
– Вы всегда были мне как отец, Михаил Семёнович, – решился Кунич. – Вы об этом знаете.
– Знаю, Гриша, но я подслащу тебе пилюлю. Я знаю, что ты не сможешь сразу пройти сквозь Ночь так, как должен пройти настоящий Пелек. Поэтому решил, что в первую ночь вас будет пятеро.
– Это не значит, что вы её подсластили, – пробормотал Кунич, молниеносно учуя запах конкуренции.
«Вот уж не ожидал, что ты такой смышлёный».
Профессор едва не рассмеялся, что было бы сейчас неуместно, и закончил:
– Чтобы тебе стало спокойнее, я заплачу за обучение и участие в написании следующей книги один миллион долларов.
Гриша хлопнул глазами.
– У тебя есть два дня, чтобы принять решение.
28 августа, понедельник
– И каждому из них вы предложили унаследовать своё состояние?
– Это самая жирная морковка из всех возможных, – развёл руками Пелек. – К тому же самая очевидная.
– Не самая, – не согласился Вербин. – Гриша – ваш кровный родственник. А есть ещё ваша родная сестра, то есть его мать, есть её муж и дочери. По закону у них максимальные шансы стать полноценными наследниками.
– Феликс, не заставляйте меня думать, будто я в вас ошибся, – вздохнул профессор. – Вы ведь наверняка разобрались, что представляет из себя Гриша. И, поверьте, для друзей моего сына он тоже не был человеком-загадкой. Как и остальные мои кровные родственники. Я, конечно, не выпячиваю напоказ истинное отношение к ним, но для тех, кто меня знает, оно заметно. Увы, Феликс, они не Пелеки, а Куничи.
– Для вас, но не для закона, – уточнил Вербин.
– Вы сомневаетесь в моих способностях устроить всё по собственному желанию? – с улыбкой осведомился старик.
– Пожалуй, нет.
– Спасибо. – Пелек вновь погладил бороду. – У ребят тоже не было в этом сомнений, и потому предложение выглядело для них и рабочим, и обоснованным. – Он выдержал короткую паузу, с улыбкой вспоминая те разговоры. – И как ни странно, быстрее всех согласился Веня. Добрый, податливый, чистый Веня… У него не было богатого отца, как у Володи, красоты Таи или прагматичности Карины. Веня был умным, но в наши дни этого мало, а в некоторых организациях ум и вовсе считается отрицательным качеством, поэтому мы часто говорили с Веней о том, что он по своей сути не холуй и вряд ли когда-нибудь научится быть холуём. И после прочтения книги он, единственный из всех, сразу посмотрел на меня другими глазами, и в его взгляде было восхищение: ведь я делал то, о чём Веня не мог мечтать, в силу характера, и даже подумать – в силу воспитания. И я впервые почувствовал себя образцом для подражания. – Голос Пелека буквально сочился самодовольством, ему было безумно приятно вспоминать ту встречу. – Они все понимали происходящее, но Веня оказался единственным, кто сразу