Начался сильный, порывистый ветер, завывающий в щелях. Но к ночи он превратился в ревущего монстра, рвущего с корнями деревья и швыряющего в их дом пригоршни тяжелого, соленого дождя. Стены маленького домика содрогались, тростниковая крыша угрожающе хлопала, словно хочет сорваться, а через щели в ставнях врывались струи ледяной, почти горизонтальной воды.
— Черт! — крикнул Арсений, напрягая все силы, чтобы подпереть трещащую дверь массивным деревянным столом. — Кажется, мы слегка недооценили гостеприимство местного климата!
Анна, дрожа от холода и пронизывающего страха, собирала их немногочисленные вещи в центре комнаты, подальше от заливающих пол потоков. Внезапно раздался оглушительный, сухой треск, словно ломают кости гиганта, и часть крыши над спальней обрушилась, обрушив внутрь кромешную тьму, потоки ливня и клочья промокшего тростника.
Они стояли, замершие, смотря на зияющую дыру, ведущую в бушующую черноту неба. Вся их боль, вся их уютная, выстраданная жизнь, их синие стены и рисунок углем — все было в один миг затоплено, разрушено, опровергнуто яростью стихии.
— Вот дерьмо, — беззвучно, почти без воздуха, прошептал Арсений. В его широко раскрытых глазах читался не страх, а глубочайший шок. Шок человека, который впервые в жизни столкнулся с силой, которую нельзя купить, нельзя приказать остановиться, нельзя контролировать с помощью власти или денег.
Но шок длился лишь секунду. Сотые доли, за которые его мозг, отточенный годами принятия решений в кризисных ситуациях, перезагрузился. Арсений резко повернулся к Анне, его лицо стало жестким и собранным.
— Одевайся. Во все теплое, что есть. Быстро. Мы переждем это в каменном сарае за домом. Он выглядит прочнее.
Он был снова тем самым Кронским — холодным, решительным, отрезающим все лишнее, включая панику.
Они провели остаток ночи в холодном, продуваемом всеми ветрами сарае, сидя на ящиках с какими-то старыми инструментами и укутавшись одним колючим одеялом. Грелись друг о друга, слушая, как снаружи воет и крушит их недолгий рай. Он молча, почти до боли, держал ее руку в своей, а она прислушивалась к его ровному, измеренному дыханию, пытаясь подстроить под него свою дрожь.
На рассвете шторм стих так же внезапно, как и начался, оставив после себя неестественную, звенящую тишину. Они вышли наружу, и их глазам предстало жалкое зрелище. Их дом, их крепость, выглядел как раненый зверь. Но Арсений, медленно обводя взглядом масштаб разрушений, не выглядел побежденным. В его позе читалась не горечь, а вызов.
— Крышу перекроем. Новым тростником, в два слоя. Стены укрепим каменным фундаментом, — сказал он просто, без пафоса, подбирая с земли первую, намокшую и тяжелую балку. — На этот раз сделаем все как следует. Прочнее.
В тот день, работая плечом к плечу в липкой грязи под внезапно вернувшимся палящим солнцем, восстанавливая то, что так яростно отняла стихия, Анна поняла: их любовь прошла первое настоящее испытание. Оно было вымощено не звездами и поцелуями, а потом, цементом и взаимной молчаливой поддержкой.
Они как раз заканчивали красить ставни своего восстановленного, ставшего еще более родным дома, когда по узкой, размытой тропинке к ним поднялся незнакомец. Мужчина в идеально сидящем городском костюме, неуклюже ступал в лаковых туфлях по острым камням. Он выбивался из пейзажа, как инопланетянин.
— Анна Светлова? Арсений Кронский? — он с трудом переводил дыхание, и его лицо было красно от непривычной нагрузки. — Меня зовут Алексей. Я представитель холдинга «Горизонт». Мы ищем главного архитектора для нового проекта — города-спутника под Москвой. И мы хотим предложить это вам, Анна Викторовна. Вместе с господином Кронским в качестве стратегического консультанта. Бюджет… — он сделал многозначительную паузу, — почти неограничен.
Он протянул Анне толстый, глянцевый, тяжелый бриф. Она машинально, вытерев краску о штаны, взяла его. На обложке красовалась фантастическая, сверхреалистичная картина будущего города-сада, города-мечты. Проект века.
Арсений стоял рядом, вытирая запачканные в краске и земле руки о свои замызганные рабочие штаны. Его лицо было невозмутимой маской, но Анна кожей почувствовала, как все его тело напряглось, как канат под внезапной нагрузкой.
— Почему мы? — спросила она, листая плотные, мелованные страницы. Ее сердце бешено колотилось, смешивая волнение с тревогой. Город-спутник. Мечта любого архитектора, о которой она когда-то даже боялась мечтать.
— Ваша «Атмосфера», даже в том виде, в каком ее успели показать, произвела фурор в профессиональных кругах. А имя Кронского… — мужчина почтительно кивнул в сторону Арсения, — … откроет любые двери, обеспечит доверие инвесторов. Это идеальная синергия. Вы можете вернуться. Триумфально. На самых выгодных условиях в истории. Вам не нужно здесь… — он невольно брезгливо оглядел их скромный домик, выцветшие ставни, — … в этих условиях, простите, выживать.
Анна посмотрела на Арсения. В его глазах, в легком напряжении вокруг рта, она прочла ту же внутреннюю борьбу, тот же удар под дых. Искушение было огромным, осязаемым. Слава, деньги, невероятный масштаб, возможность творить и влиять на жизнь тысяч людей. Все, от чего они когда-то с таким трудом убежали, все, что составляло суть их старой жизни, стояло сейчас перед ними в лице этого задыхающегося человека в лаковых туфлях.
Арсений медленно, словно преодолевая невидимое сопротивление, подошел, взял у нее из рук тяжелый, глянцевый бриф, символ ушедшей жизни, и протянул его обратно Алексею.
— Спасибо за лестное предложение, — сказал он на удивление спокойно, и его голос был ровным, без колебаний. — Но у нас уже есть проект. Пожизненный. И он не терпит конкуренции.
Незнакомец пытался что-то возразить, сулил баснословные авансы, именные студии, полную творческую свободу, но они уже перестали его слушать, повернувшись спиной к призраку прошлого. Они молча продолжили неоконченную работу, снова взяв в руки кисти.
Когда разочарованный Алексей, наконец, ушел, спотыкаясь на камнях, Арсений обнял Анну за плечи, притянул к себе. Они стояли, глядя на свежевыкрашенные ставни, пахнущие краской и будущим.
— Ты уверена? — тихо, так, чтобы слышала только она, спросил он. — Это твой шанс. Твой город.
— Это был бы наш шанс вернуться в ту самую, знакомую до боли клетку, — так же тихо ответила она, прижимаясь к его груди, чувствуя под щекой грубую ткань его рабочей рубахи. — Пусть даже позолоченную. А здесь… здесь мы свободны. И здесь мой главный, самый важный проект — это ты. И наша жизнь. Все остальное — просто фон.
В тот вечер они сидели на своем новом, крепком крыльце и смотрели на закат, окрашивающий море в багровые и золотые тона. Искушение было позади, оно ушло вместе с человеком в лаковых туфлях по