И всегда рядом со мной был Джерри, который исполнял все мои прихоти и фантазии. Он хотел написать мой портрет, но времени не хватало, тем более что мой визит, согласно неумолимому решению матери, продлился всего одну неделю.
Но что это была за чудесная неделя! Казалось, на меня было наложено какое-то заклинание. Я словно попала в новый мир, в котором никто и никогда не бывал. Я, конечно, знала, что другим людям тоже доводилось любить, но не так, как нам. Я была уверена, что никто и никогда не любил друг друга так, как мы. И это было гораздо чудеснее, чем самые смелые мои мечты. Всю свою жизнь, начиная с самой ранней юности, я думала о любви и ждала ее. И вот она пришла – настоящая. Все остальное было выдумкой, притворством и подделкой. Подумать только, я когда-то считала эти глупые эпизоды с Полом Мэйхью, Фредди Смоллом и мистером Гарольдом Хартшорном любовью! Абсурд! Но теперь…
Я двигалась и дышала, ощущая наложенные на меня чары, и думала – маленькая дурочка, – что мир еще не видел такой чудесной любви, как наша.
В Ньюпорте Джерри решил, что хочет пожениться немедленно. Он не хотел ждать еще два бесконечных года, пока я закончу колледж. Терять драгоценное время, которое мы могли бы провести вместе! Тем более для этого нет ни одной причины!
Я попыталась скрыть улыбку, хотя меня пугала его настойчивость. Я была совершенно уверена, что знаю две причины – очень веские, – из-за которых не могу выйти замуж до окончания учебы. Одной причиной был отец, другой – мама. Я намекнула на это.
– Ха! И это все? – Он засмеялся и поцеловал меня. – Я съезжу к ним и все улажу.
Я снова улыбнулась, потому что была уверена, что все это лишь слова…
Но тогда я еще не знала Джерри.
Я не провела дома и недели, когда Джерри выполнил свое обещание и приехал. И двух дней не прошло, как отец и мама признали, что, в конце концов, было бы не так уж плохо, если бы я, не заканчивая колледж, вышла замуж.
И я сделала это.
(Я же говорила вам, что все начинания Джерри увенчиваются успехом?)
Так и случилось, и мы поженились.
Но что мы знали друг о друге – о настоящих? Мы танцевали вместе, плавали вместе, ужинали вместе, играли в теннис вместе. Но что мы на самом деле знали о прихотях и предрассудках, мнениях, привычках и вкусах друг друга? Я знала дословно, что Джерри скажет о закате; а он, как мне казалось, знал, что я думаю о романтичном вальсе. Но ни один из нас не знал, как другой отреагирует на отсутствие ужина, если повара не будет. Мы оставили все это на потом и не думали об этом. Долговечная любовь должна строиться на понимании того, что беды, испытания и горести обязательно придут и их нужно переносить вместе, чтобы не сломаться под тяжестью груза. Брак – это контракт не на неделю, а на всю жизнь, а за жизнь может случиться многое, и не всегда приятное. Мы выросли в разных слоях общества, но не задумывались об этом. Нам нравились одни и те же закаты, одна и та же марка автомобилей, одно и то же мороженое. Мы смотрели друг другу в глаза и думали, что знаем друг друга, а на самом деле видели лишь свое зеркальное отражение.
И вот мы поженились.
Поначалу, конечно же, все было блаженно и восхитительно. Мы ели мороженое и любовались закатами. Я и вовсе забыла, что в мире есть что-то еще, кроме закатов и мороженого. Мне не исполнилось и двадцати одного года, и я умирала от желания танцевать. Весь мир был сценой. Музыка, огни, смех – как же я любила все это!
Мари, конечно же. Ну да, я подозреваю, что Мари взяла верх в то время. Но я никогда не думала об этом.
Потом появилась малышка Юнис, моя маленькая девочка; и от одного прикосновения ее крошечных цепких пальчиков весь этот мир притворства – огни, музыка и блеск – просто растворился в небытии, где ему и место. Как будто что-то из этого имело вес, когда на другой чаше весов оказалась она.
Тогда я узнала… Ох, я много чего узнала. У Джерри все было совсем не так. Свет и музыка, блеск и притворство ничуть не померкли, когда появилась Юнис. Более того, иногда мне казалось, что они только усилились.
Ему не нравилось, что я больше не могу ходить с ним на танцы. Он говорил, что нянька позаботится о Юнис. Словно я ради танцев оставила бы свою малышку с какой-то нянькой, пускай даже самой лучшей из когда-либо живших на белом свете! Можете себе это представить? А Джерри уходил. Поначалу он оставался со мной, но ребенок плакал, а Джерри это не нравилось. Он стал раздражительным и нервным, и я уже радовалась, когда он уходил (а кто бы не радовался, перестав слышать постоянное «Молли, сделай что-нибудь! Этот ребенок опять плачет!». Как будто это хоть сколько-то зависело от меня!). Но Джерри так не считал. Джерри никогда не понимал, насколько замечательно быть отцом.
Думаю, примерно в это время Джерри снова взялся за живопись. Наверное, я забыла упомянуть, что на протяжении первых двух лет нашего брака, до появления ребенка, он занимался только мной. Он не написал ни одной картины. Но после того, как появилась Юнис…
Но, в конце концов, что толку перебирать в памяти последние несчастные годы? Сейчас Юнис пять лет. Ее отец – самый популярный портретист в стране, и я почти готова признать, что он еще и самый популярный мужчина. Он сохранил прежнее обаяние и магнетизм.
Иногда я смотрю на него (разумеется, порой мы куда-то ходим вместе) и вспоминаю тот первый день, когда я увидела его в колледже. Блестящий, яркий, остроумный – он по-прежнему завладевает вниманием любой компании. И мужчины, и женщины преклоняются перед его обаянием. (Я рада, что это не только женщины. Джерри не так уж много флиртует. Тут уж я уверена. Он ведет себя одинаково и со старой судьей Рэндлетт, и с самой юной и прекрасной из дебютанток – невозмутимо и беспристрастно одаривает каждую из них одними и теми же взглядами и шутками.) Похвала, внимание, аплодисменты, музыка, смех, свет – для него это и