Искусствоведы в своем желании оказаться с «правильной» стороны понимания искусства часто снисходительно относятся к зрителям. Ведь последние редко бывают достаточно «в теме» для интересного диалога. Предоставить красивые и понятные разъяснения – базовая задача искусствоведа на выставках, потому что есть предубеждение, что без правильных ответов обыватель ничего не поймет.
Взаимодействие художников и искусствоведов можно анализировать с двух разных ракурсов, в двух разных мирах. В первом художники и искусствоведы – ближайшие соратники. Художники дают искусствоведам пространство для работы и исследований, а искусствоведы собирают информацию об искусстве со всего мира. И художники других поколений только рады использовать результаты этих трудов, чтобы продвинуть собственное творчество и срезать историко-научные углы.
Эдгар Дега. Танцовщица смотрит на подошву своей правой ноги, 1896–1897. Художественный музей Кливленда
Альфред Сислей. Сена в Сюрене, 1877. Музей Орсе, Париж
Но есть и другой мир. В нем искусствоведы – вершители судеб художников. Называясь экспертами, они выбирают, чье искусство достойно выставляться, продвигаться и оставаться в веках. История Ван Гога – яркий тому пример. Он не был оценен при жизни экспертами и умер без признания. Всемирная известность к нему пришла уже после смерти, когда каста исследователей искусства решила его признать.
Кстати, важный факт: художники и искусствоведы редко бывают друзьями. Но уж если ими становятся, силу их взаимного уважения невозможно переоценить. Ведь признание профессиональной деятельности друг друга – самая щепетильная тема и для первых, и для вторых.
Так где же в этом всем зритель? Каждый раз, когда мы приходим на выставку, мы оказываемся на поле столкновения художников и искусствоведов. Какова наша роль в этой сцепке?
Кажется, это тот момент, когда пора признать, кто тут главный. Ведь и художники, и искусствоведы делают свою работу для зрителя. Выставочные пространства по всему миру существуют, хранят и показывают произведения искусства в первую очередь нам, однажды купившим билет на выставку. Устроить так, чтобы зритель и искусство встретились – единственная и главная цель всех музеев в мире. Поэтому музей – не дворец художников и искусствоведов, в который зрителям посчастливилось попасть. Музей – это место поисков, размышлений и сопереживаний для любого думающего человека. И неважно, эксперт пришел взаимодействовать с искусством или нет.
Не надо быть эрудированным в области искусств, но нужно быть думающим, чтобы вступить в диалог с произведением художника. Эти диалоги бывают разными, буквальными или абстрактными. Чувственными или аналитическими. Лаконичными или многослойными. Философскими или бытовыми. Но эти диалоги – единственный путь в опыт преобразования через искусство. Чтобы начать один из таких диалогов, нужно немногое – задавать вопросы и стараться найти на них ответы.
Музей пикассо в Барселоне
Что тут происходит?
Расскажу о том, как впервые в жизни у произведения изобразительного искусства я всерьез задала себе вопрос: «Что тут происходит?» Впоследствии оказалось, именно из этого вопроса вырос исследовательский метод, которому посвящена эта книга. Да, и как показывает опыт, если задавать этот вопрос в абсолютно любых ситуациях, при абсолютно любых обстоятельствах, можно прийти к удивительным, если не обескураживающим ответам.
Я отправилась в Барселону еще будучи студенткой института. Как у молодого художника у меня, конечно, была мечта посетить все главные достопримечательности города, связанные с искусством. И, гуляя по Барселоне, после обхода всех архитектурных произведений Гауди я пошла в музей Пикассо.
Поход в музей Пикассо был принципиальным для меня. Я не очень хорошо знала и понимала его творчество. Мне, как и многим, всегда нравились его голубой и розовый периоды, потому что это пусть часто грустные, но очень красивые по цвету и эстетике картины. Я совершенно не разбиралась и не понимала его остальные периоды творчества. Посещение музея Пикассо на родине художника давало мне некоторую надежду, что сейчас я точно во всем разберусь. Ведь, в конце концов, это же великий Пикассо, и было что-то постыдное в том, что я его не понимала.
Я вошла в музей максимально сосредоточенной и начала свой путь по экспозиции. Выяснилось, что музей построен по ретроспективной схеме. В первом зале были его ученические работы: портреты, рисунки обнаженной фигуры, студенческие сюжетные картины в классическом стиле. В этом зале я быстро расслабилась, и градус пафоса перед встречей с великим Пикассо резко упал.
Венера Милосская, ок. 130–100 гг. до н. э. Лувр, Париж
Пьер Огюст Ренуар. Портрет Альфонсины Фурнез, 1879. Музей Орсе, Париж
Я смотрела на его студенческие работы с обнаженной натурой, выполненные в академической манере, и видела их неидеальность. Тут пропорции не очень, там фигура заваливается, здесь с анатомией напортачил. Никогда мне не было так просто сопоставить себя с Пикассо, как тогда в этом зале. Ведь в институте я делала ровно то же самое: писала и рисовала такие же постановки и делала такие же ошибки в своих ученических работах. С ощущением невероятной легкости я весело вошла в следующий зал.
Во втором зале висели его первые коммерческие работы и заказы. Как молодой художник в качестве подработки он рисовал афиши разных мероприятий в городе, портреты и другие заказы. Это не были высокохудожественные работы, это были обычные халтуры молодого художника, чтобы заработать себе на хлеб с вином. Я думаю, многие из нас могут тут почувствовать себя на месте Пикассо: тебе предлагают работу и, возможно, это не работа твоей мечты, но ведь надо с чего-то начинать и как-то зарабатывать первые деньги в профессии.
Следующий зал меня восхитил, потому что я увидела: Пикассо смог вырасти из роли студента в роль настоящего художника. Я попала в зал с его голубым и розовым периодами. В нем было немного картин, буквально несколько полотен. Но они были такими тихими, такими красивыми и так восхищали, что, кажется, именно возле них я провела большую часть времени во всем музее.
Подходя к новому залу, я начала понимать, что грядет неизбежное – кубизм Пикассо. Перед входом висела огромная картина, в которой не было понятно ничего, только рубленая форма кубизма Пикассо вырывалась и смотрела с вызовом. Первая мысль в голове была паническая: «Это невозможно понять, я ничего про это не знаю, это какой-то кошмар». Но через мгновение я собралась, сделала глубокий вдох и подумала: «Я в музее Пикассо в Барселоне. Очень важно здесь и сейчас сделать все, что я могу, чтобы понять… что здесь