Кайрос задрал голову, чтобы ей было комфортнее помочь ему убрать кровь с лица и шеи, и вел себя очень тихо. На самом деле, она не понимала, как он до сих пор стоял на ногах, с учетом, сколько раз она выжала бедное полотенце для рук и сколько его красной – на удивление человеческой – крови утекло по трубам замка.
– У тебя точно не кружится голова? – рискнула спросить Кейт.
Любой, даже маленький диалог с ним – это своего рода вызов, но она добровольно его принимала. Глупо было не остерегаться его падения, ведь Блэквуд был выше ее как минимум сантиметров на двадцать и наверняка весил больше семидесяти килограммов. Если он вдруг начнет клониться в ее сторону, Кейт не удержит его ни за что на свете.
– Мне лучше, – уверил ее Кайрос и вдруг опустил глаза обратно к ее лицу.
Кейт сжала крепче влажное от ледяной воды полотенце и неловко сглотнула. Она не могла назвать себя трусихой – трусихи не сдавали сложнейшие тесты, чтобы поступить в самую закрытую и привилегированную академию мира, – но, когда он смотрел на нее своим нечитаемым серым, как утренний туман, взглядом, она чувствовала себя именно той, кем он ее считал, – мышкой. Крошечной, безобидной и тихой мышкой, которая вдруг решила, что может чувствовать себя безопасно, бегая вокруг лап кота.
– Почему ты так сильно меня боишься?
Класс, теперь он читал ее мысли.
Кейт бросила полотенце в раковину и поспешила отвлечь себя мытьем рук. Лицо Кайроса выглядело прилично, да и с головой тоже, судя по всему, все было в порядке. Теперь он мог спокойно дойти до башни в одиночестве и подняться к себе комнату, чтобы переодеться. Больше он в ее помощи не нуждался.
– Я тебя не боюсь, – неумело соврала она, стараясь даже не оглядываться на него в зеркало.
– Когда занята делом, нет, – принялся рассуждать Кайрос. – Ты спокойно согласилась заниматься со мной французским, но сейчас я отчетливо видел страх.
– Тебе показалось.
– Я очень внимателен.
– Поздравляю тебя, – вздохнула Кейт и потянулась к последнему сухому полотенцу в уборной. – Мне пора идти.
– Ты сказала, что уже написала контрольную. У тебя всего несколько несданных дисциплин, куда ты так торопишься?
Что? Откуда он знал подробности ее учебного плана?
– Какая тебе разница? – прямо спросила она, глядя Кайросу в лицо.
Это было ошибкой. Нельзя смотреть на тех, кого боишься. Страх осязаем, он плотнее воздуха, а потому легко различим. Он чем-то похож на возбуждение: от него холодеют руки, бегают мурашки по коже и заходится сердце в груди. Кейт чувствовала нечто подобное только к двум парням – к Патрику, потому что он ей нравился, и к Кайросу. Но страх перед Кайросом был намного сильнее и хуже, чем желание, которое она испытывала к Патрику. Она даже близко не могла контролировать себя наедине с Блэквудом, и это было плохо, очень-очень плохо.
– Я больше никогда не причиню тебе вреда, мышка, – пообещал он тяжелым голосом. – Ты мне веришь?
Доверия к людям у Кейт всегда была гора и маленькая тележка. Она очень легко сближалась с людьми, и зачастую это выходило ей боком. У нее не осталось ни одного друга детства, потому что все, что их когда-то связывало, оказалось неискренним и ненастоящим. В Винтерсбруке она нашла новых товарищей, но опять же… Нейт и Пэм еще ладно, а вот Патрик едва ли на нее смотрел.
– Почему? – прошептала она ему.
Кайрос выпрямился в полный рост, и его темные брови сложились домиком.
– Что «почему»?
– Почему ты все это делаешь? Допустим, уроки французского полезны нам обоим, или это у тебя такой подкуп, но я не дура. Ты извинился передо мной в первый день, хотя не должен был, а сейчас говоришь мне все эти вещи, будто не из-за тебя я вздрагиваю каждый раз, когда иду по большому коридору. – Кейт прикусила губу до крови, но заставила себя продолжить: – Ты и твои дружки делали мне больно и получали от этого удовольствие. Теперь скажи мне, Кайрос, почему я должна тебе верить?
Вероятно, это было самым смелым поступком в ее жизни – сразу после поступления в Винтерсбрук и прыжка с парашютом, который ей подарил отец на восемнадцатилетие. Сделав это заявление, Кейт почувствовала долгожданное облегчение. Если она вдруг решит эту непростую задачку с Блэквудом, ей станет сильно легче доучиться последний семестр в академии и сосредоточиться полностью на Уэльсе и их несбыточных отношениях.
– Потому что я хочу измениться, – признался Кайрос и поправил упавшие на лоб платиновые волосы. – Может, это мой последний шанс не остаться в твоей памяти придурком.
Желать того, чтобы кто-то видел тебя иначе, – грустное и чаще всего бесполезное занятие. Люди думают о ком хотят что хотят, и в центре их мыслей всегда остаются они сами. Так что кем бы ты ни был – хоть спасителем человечества, – непременно найдется тот, кто назовет тебя заносчивым негодяем и плюнет тебе вслед.
Но Кейт ценила его открытость. У Кайроса недавно умер отец, а смерть близких всегда меняет человека изнутри. Перестраиваются ценности, само мировосприятие; может, Блэквуд действительно захотел стать кем-то другим или просто искал лучшую версию себя.
– Мир? – уточнил Кайрос, так и не дождавшись ответа.
Теперь они должны поклясться на мизинчиках или что-то в этом роде?
– Мир, – рискнув, наконец подтвердила Кейт. – Но мне действительно пора.
По плану Патрик вернется с тренировки по лыжам буквально через сорок минут. А когда он приходил весь потный и в обтягивающем синем свитере академии, у нее автоматически поднималось настроение. Видит бог, сегодня ей это особенно необходимо.
– Конечно.
Кайрос вежливо отступил на метр, хотя туалет был достаточно просторным, чтобы она обошла его с другой стороны.
– Рейнхарт, – позвал он, когда она уже открыла дверь.
– Да?
– Больше никто тебя и пальцем не тронет. Я обещаю.
Она всегда догадывалась, что он сильно влияет на свою шайку, и теперь Блэквуд подтвердил ее предположения. Мог ли он в действительности запретить всем тем парням задирать ее? Непонятно, но даже просто от его слов Кейт испытала ощутимое облегчение.
– Завтра первые соревнования в семестре. Приходи меня поддержать, – добавил он будто невзначай.
Поддержать его? На чертовых соревнованиях?
Похоже, она сильно ошибалась, если решила, что с перемирием все вопросы касательно Кайроса просто возьмут и исчезнут.
– Эм, ладно.
Кейт не умела отказывать друзьям, а они же больше не враги. Кто они теперь друг другу, черт возьми?
Ей не хотелось услышать еще что-нибудь провокационное