Из воспоминаний её вывела бабка, крикнула, чтобы та заходила. Жанна повиновалась и вошла.
Внутри было без изменений, будто ничего и не произошло. Хотя, наверное, так и было. Навряд ли бабка принялась бы всё крушить, хотя вид избушки подсказывал, что крушить для неё дело обычное. Ведунья протянула ей кассету и сказала:
— Как включишь, смотри внимательно, если пропустишь чего, то пеняй на себя.
Жанна посмотрела на вручённый артефакт:
— Кассета, не вяжется это как-то с магией… Нет, не вяжется.
— А ты больно много в магии понимаешь? Плёнка она же как бумага, всё записывает! Что бы ни происходило, что бы ни диктовали!
— А не обманываешь ты меня часом, а то больно складно всё выходит?
— Ты силы моей не видела? Думаешь, мне тут в лесу только и дела, что всяких баб дурить? Тебе молодость, мне еда. Честная сделка, я считаю. Понимаю, что такие сделки тебе не привычны, но тем не менее в моём мире так!
— И откуда ты так много знаешь?
— Я же ведунья, мне всё знать положено, — она отпила браги и махнула рукой, не желая продолжать разговор.
Бабка сидела за столом напротив стоящей Жанны, рядом лежал ритуальный нож.
— Так запомнишь, что мне надо, или запишешь?
Жанна положила кассету рядом с ножом, хищно зыркнула на собеседницу и сказала:
— Запишу, запишу. Дай только чем и на чем.
В голове Жанны давно уже созрел план, и она готовилась его осуществить. Слишком они похожи, решила она, чересчур похожи. Такая обманет и глазом не моргнёт, такая на раз-два обведёт вокруг пальца, лишив всего, что есть. И не дрожжи с сахаром ей нужны, совсем не они, а власть и влияние. Видно же по ней. На лбу написано.
Бабка не успела заметить, как рука Жанны метнулась к ножу, схватила его и со всей силы, как серп, вонзила в горло старой. Та захрипела. Странным, непонятным Жанне взглядом посмотрела на неё. Будто благодарила. Она не сопротивлялась, не брыкалась, словно закалённый воин с достоинством принимала смерть. Кончик ножа застрял за гортанью. Жанна дёрнула нож, бабка вскрикнула. Дёрнула ещё раз, приложив больше сил, и лезвие, разрывая гортань, выскочило. От инерции женщина отшагнула на пару шагов назад. Чуть не потеряла равновесие. Кровь из раны хлынула, заливая драную одежду ведуньи. Она захрипела сильнее, из раны забулькало, жидкость запузырилась. Бабка внимательно смотрела на лицо Жанны, не обращая внимания на боль, текущую кровь, на невозможность дышать. Она сделала пару шагов, попыталась улыбнуться, уткнулась животом в стол и упала на него, ударившись лицом об дерево.
— Не помогли тебе знания против человеческой жестокости, — констатировала Жанна, кладя нож возле трупа. — Хотя должна отдать должное, смерть ты приняла благородно, далеко не каждый мужчина её так принимает.
Она подобрала кассету, подошла к магнитофону, вставила плёнку в пасть устройства. Включила телевизор и принялась ждать.
— Ну смотри, старая, если обманула… — она посмотрела на труп, спокойно лежащий на столе, и поняла, что угрожать уже некому. Тело приспустилось и затем с грохотом упало на пол.
Запись включилась. На экране показался тёмный фон. Затем в камеру влезло лицо Жанны, молодой и красивой, точно такой же, какой она предстала перед ней при колдовстве бабки. Камера отдалилась, показывая обнажённое тело, похожее на изящную статую. Свет освещал самые сокровенные места женщины. Она двигалась на камеру, пританцовывая, словно опытная девочка на подиуме стриптиз-бара, которая только вышла на сцену. Камера в свою очередь отходила от неё, не сводя взгляда. Старая Жанна протянула руку к экрану, пытаясь прикоснуться к себе. Тёмный фон начали заполнять какие-то силуэты, непонятные письмена на незнакомом языке. Молодая копия запела, точнее завыла мотив с нотками траура и мистицизма, напоминая чем-то едва уловимым африканские пения. Жесты молодой становились всё резче, размашистее. Её пальцы изгибались, сводились вместе, создавая фигуры, будто она делала из них тени животных, как дети в детстве. Впереди разгорелся костёр, молодая версия перепрыгнула его. А затем упала на него, искры вздымались из-под её спины, а затем с помощью рук она оттолкнулась и сделала мостик. Языки пламени ласкали её кожу. Старая версия смотрела на молодую пристально, заворожённо. Огонь превратился в большие огненные руки, схватил молодую и уволок к себе в угли. Жанна подошла к телевизору вплотную, начала всматриваться в экран. Руки выскочили из него, будто впихивая в её тело что-то. Она почувствовала сильный жар и неописуемую, всепоглощающую до самой души боль. Жанна закричала что есть мочи, подняла руки вверх и увидела, что они обгорели, превратившись в чёрные, измученные огнём головёшки. Её глаза пристально смотрели на то, что с телом сделал огонь. Весь перед одежды сгорел. Красная куртка упала с плеч. Кусочки ткани впаялись в зарумяненную корочку кожи. Она снова устремила взор на свои заскорузлые руки, покрытые гарью от собственной кожи. А затем плоть лопнула: сначала на руках появились трещины, обнажая розовое мясо, потом они начали расходиться вширь и в длину, обнажая… кожу? Трещины шли всё дальше и дальше, она следила за ними. Потом посмотрела на тёмный экран телевизора и увидела на шее такую же трещину. Её лицо было ужасным. Даже в затемнённом отражении она была похожа на героя кошмара с улицы Вязов. Трещина поднималась вверх, доползла до подбородка, и раздался хруст кости. Челюсть разошлась в стороны, а трещина продолжала своё дело. Она ползла вверх, разрывая лицо на две половины, и Жанна видела, как появляется в её же теле она сама, но моложе лет на двадцать. В телевизоре казалось, будто старая голова Жанны пытается сожрать молодую голову. Сознание помутилось, в отражении она видела, как соскальзывает раздробленная надвое её черепушка по волосам новой, молодой Жанны. Глаза закатились, будто пытались отвести её от зрелища. Тело непроизвольно наклоняется назад и падает на деревянный пол.
Нос Жанны сначала забила пыль, а потом заползла муха. Она очнулась, ударила пальцами по ноздрям, выгоняя непрошеного гостя.