Она обнимает Киару, ловит ее взгляд.
– Ты как?
Рона обнимает дочь, не сдерживая слез. Киара уже забыла, какая мама маленькая. Рона берет обе ее ладони в свои и смотрит прямо в глаза. Мамины руки дрожат.
– Как я рада тебя видеть, Киара, родная. То, что ты делаешь, очень смело. И еще один малыш. Господи. Ты и сама железная леди.
Время несется вскачь. Киара везет их на пляж на острове Булл. Расстилает пляжное полотенце с бразильским флагом. Мама запаслась продуктами для небольшого пикника. Бутерброды, завернутые в фольгу, и шоколадный пирог из «Теско». После того как все поели, Киара закатывает легинсы Софи и Элле, и девчонки резвятся в полосе прибоя и визжат, убегая от волн.
Рядом с мини-отелем есть ресторан «Римские каникулы». Когда наступает вечер, они занимают столик с вощеными скатертями в красно-белую клетку возле окна. Киара заказывает дочкам пенне, и Софи кричит: «Ура! Паста! Мы сто лет не ели пасты!»
Так и есть. Все это время они живут на картошке фри навынос, переваренных овощах и резиновом мясе из забегаловки возле отеля, сухих мексиканских лепешках и жирных курах-гриль. Пасту они не ели с тех самых пор, как ушли из дома.
Шинейд замечает напряжение на лице у сестры.
– Ну что же, я сожру самую огромную пиццу, какую только тут подают. Шесть недель сидела на чертовой диете. Шесть недель!
Киара смеется. Тошнота и слабость, кажется, отступили, настало затишье в этой буре. Сегодня она ест так, словно неделями ничего не ела. Мягкая моцарелла. Хрустящий чесночный хлеб. Софи и Элла по очереди забираются к бабуле на колени, и та поет им песенки из фильма про Золушку, «Танец маленьких утят». Да, именно этим и нужно заниматься с детьми. Нужно петь своим детям песенки. Когда она делала это в последний раз?
Рона сидит рядом и постоянно сжимает ее ладонь и прижимается к ней всем телом. Сегодня она спокойнее, чем обычно. С тех пор как у мамы диагностировали сердечную недостаточность, она будто бы утратила часть обычной энергии. Раньше она всегда жила на полную катушку, но теперь на передний план в ней вышла какая-то хрупкость. Какая-то осторожность, даже настороженность. На обратном пути к мини-отелю Киара поднимает этот вопрос в разговоре с Шинейд. Сестра вздыхает:
– Мама говорит, от лекарств она все время чувствует утомление.
– Думаешь, это правда? Или есть что-то еще?
– Не знаю, милая моя. Блин, теперь ты себя волнениями измучаешь.
Они шагают в темноте, Шинейд и Киара под руку. Софи и Элла сзади, держат за руки бабушку. Густо светят огоньки на той стороне залива. С крайней точки Норт-Булл-Волл Дублинский залив обозревает с бетонного подиума высотой в семьдесят футов Богоматерь Звезда Моря. Ладони повернуты к небу, глаза опущены. Прожекторы озаряют ее усеянный звездами нимб.
– Во сколько паром? – спрашивает Киара.
– Отбытие в девять, – вздыхает Шинейд. – Жаль, что нельзя остаться на подольше. Сраная работа. Сраные дети.
Теперь, когда приближается минута прощания, Киара чувствует, что вот-вот расплачется. Снова подступает тошнота. Она вспоминает, как в детстве в животе разрасталась яма, когда она не хотела отпускать мамину руку.
– Но чайку точно еще успеем выпить, – говорит Шинейд.
В мини-отеле девчонки садятся на кровать рядом с тетей. Она показывает им фотографии двоюродных братишек на экране смартфона. «Вот Рори в образе миньона, не знаю, с чего он так решил вырядиться. Да, желтая краска не сразу отмылась…»
Стоит Киаре отвлечься на телефон, как сестра толкает ее в бок.
– Это он, да? Переписываешься с Райаном.
– Шинейд…
– Девчонки, хотите посмотреть мультики? – Сестра включает телевизор, прибавляет звук и отводит в сторонку Киару. Она понижает голос до шепота, скрещивает руки на груди. – Я так и знала. И маме говорила. Говорила, что зря прокатаемся туда-сюда, толку не будет. Она все равно возьмет и вернется.
– Что такое? – спрашивает Рона, выходя из ванной комнаты и застегивая пуговицы на фиолетовой кофточке с катышками.
Шинейд шепчет:
– Она опять переписывается с Райаном.
– Ты же не вернешься к нему? Господь всемогущий. – Мама тяжело опускается на кровать. – После всего, через что пришлось пройти детям? У тебя же осталась хоть крупица разума? Какой вообще во всем этом смысл, если ты все равно собралась возвращаться?
– Да боже мой, дайте мне хоть слово-то вставить. – Софи беспокойно смотрит через плечо. Киара улыбается ей. – Все хорошо, малышка, мы просто разговариваем. Скоро поедем. – Она снова понижает голос. – Я пишу ему, чтобы договориться о завтрашней ночевке. Повезу к нему девчонок.
– Повезешь к нему с ночевкой? – спрашивает мама. – С чего это он хочет проводить столько времени с детьми, до которых ему никогда и дела-то не было? Мы видели, что было, когда они родились. Он вообще тебе не помогал. И нам не давал помогать.
– Ну мам! Я тебе уже говорила, я не могу ему препятствовать. Он имеет право на общение с детьми.
Шинейд фыркает:
– Я бы ему больше получаса не выделила.
– Как вы не понимаете? Нам уже пора. – Киара поворачивается к дочерям, снова повышает голос. – Ну что, крошки, мы с вами сейчас выключим телевизор.
– Киара…
– Мы поедем, иначе не успеем зарегистрироваться в гостинице.
– Зарегистрироваться? – переспрашивает Рона, нахмурившись. – Ради бога, вы разве не зарегистрированы там давным-давно?
– Слушай, мам, нам правда пора.
Быстрый поцелуй в щеку.
– На, возьми, – говорит Рона. – Остатки пирога. И вот еще. – Свернутая банкнота в пятьдесят евро. Глаза Киары наполняются слезами.
– Детки, прощайтесь с бабушкой и тетей Шинейд, – говорит она и обнимает сестру. – Позже поговорим.
Шинейд крепко прижимает ее к себе.
– Мы тебя любим, Киара. И ты это знаешь.
Выйдя из номера, она на секунду замирает, прислушивается. Голос Шинейд:
– Она тебе раньше говорила, что надо заново регистрироваться каждый день… Нет, мам, честное слово, она тебе говорила… Я вообще на нее не нападаю, а ты нападаешь… Знаю, но с этого все началось в прошлый раз. Так он подползает обратно…
В душе нарастает ощущение бунта, как у подростка. Вечно ей говорят, что делать. Вечно пытаются управлять ее жизнью. В голове язвительный голос Райана: В твоей семье все любят тебя контролировать, так ведь? Ее ответы слабы, над такими легко глумиться. Да ладно тебе, Киара, это же очевидно. Ты же не слепая и не сумасшедшая, чтобы этого не видеть. Они сразу, с самого начала хотели разрушить