— Ладно, ладно… — мягко, почти по-детски, успокаивающе проговорил Дэн. — Но задай себе вопрос: неужели этого было достаточно, чтобы они выглядели вот так? Да и ко всему прочему, ты сам те остатки этих запасов видел? Где они их хранят?
На короткий миг Матвей почувствовал, как в груди поднимается волнение и, насколько позволяло остаточное чувство трезвости, вяло перебирал в голове разговоры с восточниками, пытаясь вспомнить, говорили ли те хоть что-нибудь о припасах с китайской станции, которые спасли им жизнь.
Потом за стеной послышался чей-то смех, зашуршали живые разговоры, гремела посуда, и кают-компания, как будто бы, снова погрузилась в прежнюю жизнь, до прихода сюда голода и смерти.
Дэн наклонился к нему и заговорщицки прошептал:
— Слушай, Матвей, я носом чую, чего-то неладное со всеми этими типами. У меня, если хочешь, на подобные вещи нюх как у собаки.
— У собаки, говоришь? — возмутился Матвей и ткнул ему в грудь пальцем. — А где же был этот твой нюх, когда ты невинного человека едва до проруби не довёл, а? Лейгура Эйгирсона, знаешь такого?
Дэн смутился и спрятал взгляд, уставившись в пол.
— Я допустил ошибку и признаю это, — ровно произнёс он и вновь повернулся лицом к Матвею. — Но послушай, здесь…
— Нет, это ты послушай! — едва не сорвавшись на крик, гаркнул собиратель, чувствуя при этом, как сильно стиснуты его зубы, как ворота сдерживающие так и норовившую вырваться наружу злобу. — Все эти ребята там, за этой вот стеной, мои друзья, часть моего народа. С большинством из них я знаком с самого детства! И все они достаточно настрадались за эти месяцы.
Матвей ощутил стеснение в горле, ненароком ещё раз возродив перед собой мысленным взором все пережитые невзгоды с восточниками. Боже, их было сто тридцать четыре человека, а теперь осталось всего пятнадцать. Пятнадцать! Матвей просто не имел права думать об этих людях плохое. Все они были для него не просто соседями по жилому модулю, а самыми настоящими братьями.
— Знаю я, зачем ты всё это делаешь, — продолжал Матвей. — Хочешь загладить свой косяк с Лейгуром, строишь из себя тут сыщика, придираясь ко всякой херне…
— Чушь, — прыснул Дэн, и взгляд его нервно забегал. Вот оно!
— Да-да, — подхватил Матвей, — пытаешься оправдаться в собственных глазах.
Жилистые руки американца сжались в кулаки, набухли вены на шее.
— Но я тебе вот что скажу, без обиняков, Дэн, дружище… — В воображении Матвея его пальцы стиснули горло шерифа для пущей убедительности предстоящего предупреждения: — Даже не смей трогать моих ребят, усёк?
Между ними словно раскинулся забор под напряжением — сделаешь шаг, и разрядом ударит так, что ещё не скоро встанешь, если вообще встанешь. Но забор этот обесточился и покосился, когда Дэн произнёс совершенно спокойно:
— Мы обязательно поговорим завтра утром перед отъездом, когда протрезвеешь. Сейчас за тебя говорят чувства вкупе с этой выпитой дрянью. От тебя разит за версту.
В помутившемся рассудке Матвея связались слово «дрянь» и её создатель — Йован, его лучший друг, самовольно пошедший с ним на смерть. Йован, который никогда не жаловался и не ныл. Йован, делающий превосходный самогон, а никакую не дрянь.
Матвей оттолкнул Дэна и рявкнул:
— Пошел ты!
И заковылял обратно к двери, упираясь рукой об стену. Все эти дерьмовые новости исполосовали его ножом, оставив грубые порезы, и теперь их срочно нужно обработать ещё одной рюмкой Йовановского напитка. Хотелось хоть на минуту заглушить голоса бродящих всюду призраков погибших, да и просто выспаться как следует, провалившись в бездну глубокого сна.
Пошёл этот Ден со своими подозрениями. Неблагодарная скотина, пытающаяся доказать себе и окружающим, что он не бесполезный кусок дерьма, взятый Матвеем с собой лишь из жалости. Придумывает всякие небылицы про его братьев-восточников. Да, точно, именно так.
Сделав в голове окончательные выводы насчёт американского друга, он открыл дверь и встретил радостные крики в свою сторону, приглашающие его к столу. С удивлением Матвей заметил, как налилось розовинкой Машино лицо, а её рука держала кружку. Мутный взгляд возлюбленной намекал, что даже она, поступившись своими принципами, приложилась к алкоголю.
От осознания этого Матвею сделалось ещё веселее.
* * *
Дэну не спалось.
Низкий потолок над ним давно превратился в исписанный теориями холст. Раз сто он срывал его, сминал и бросал в воображаемую кучу к остальным бредовым догадкам. В какой-то момент вспыхнула предательская мысль:
«А что, если Матвей прав? Может, зря я загоняюсь? Прицепился к этим несчастным по надуманной причине…»
Но всё равно это въедливое чувство окапывалось всё глубже, ровно солдат, готовящийся обороняться от наступающего врага. И вот уже вскопана траншея, развёрнут штаб, выстроены на позиции пулеметные расчёты, и пути назад нет.
— Дерьмо… — прошептал он и сел на край кровати, спрятав лицо в ладонях.
Матвей спал напротив и храпел как двигатель старого бульдозера; отвернулся к стене и свернулся калачиком, спит как мёртвый. До койки он добрался не с помощью своих двух, а благодаря местного — того, что про себя Дэн прозвал Заячьей Губой и второго с дурацким имечком Гюго. Парочка, поддерживая пьяного в стельку собирателя, дотащила его до койки. Должно быть, Матвей вырубился ещё на подлёте ухом к подушке, покуда с тех пор кроме как храпа, от которого чуть ли не стены вибрировали, иных признаков жизни он не подавал.
Дэн всё думал растолкать друга, попробовать поговорить с ним вновь — вдруг прислушается? Да только вот поди его разбуди сейчас. К тому же, думалось Дэну, вряд ли его разжиженный этой отравой мозг будет в состоянии мыслить критически.
В дверной щели мелькнула тень, а вместе с ней и отрывистое бормотание. Дэн взглянул на часы ваттбраслета, лежащего на тумбочке — полтретьего ночи. Не поздновато ли для хождения по коридорам?
Любопытство взыграло в бывшем шерифе, и он быстрым шагом добрался до двери и тихонечко приоткрыл её.
Это шёл тот самый врач, у которого с головой было не всё в порядке. Он шептал себе под нос, нервно чесал волосы возле уха и брёл к дальнему концу коридора. Дэн собрался уже забыть про этого придурковатого типа (может, в туалет идёт? или проведать Эрика?) и отправиться в очередную борьбу с бессонницей, как вдруг приметил пистолетную рукоять, торчавшую у того из-за пояса за спиной. В голове сразу возник закономерный вопрос: «На кой-чёрт у