Своё прозвище Гюго получил совершенно случайно. Так, в одну из долгих зим он как-то раз решился осилить роман Гюго «Отверженные» — том размером с кирпич. Раз пять он подбирался к великому произведению французского классика, но дальше двадцатой страницы дело так и не продвинулось.
Вот так и наградили его этой кличкой — Гюго. За упертость. На деле же его звали просто Вова Велоуров. Но когда последний раз его звали по имени, Матвей уже и припомнить не мог. Уж слишком всем пришлась по вкусу простая кличка «Гюго».
Матвей представил братьям-восточникам всех друзей, включая лежащего в барокамере Эрика. Правда, откуда тот родом, собиратель не упомянул во избежание тьмы вопросов, которые обязательно последуют за этим.
Прямо сейчас его интересовало одно:
— Гюго, расскажи, что здесь произошло? И где все остальные?
Разговоры поутихли, и все оторвались от пережёвывания выданной им еды. В кают-компании повисла тревожная тишина.
— Нет остальных, — ответил Гюго, с трудом проглотив кусок, и прикрыл рот кулаком, скрывая отрыжку. — Только мы.
Снова молчание.
Матвею сделалось нехорошо. Голова закружилась, в глазах помутнело, и он никак не мог найти в себе силы, чтобы заговорить.
Ещё минуту назад теплилась надежда, что другие восточники, должно быть, там, внизу, в жилых модулях под зимовочным комплексом.
«Нет остальных, только мы…» — многократным гулким эхом пронеслось в голове собирателя.
— Расскажи… — силой выдавила из себя Арина.
Гюго отодвинул в сторону миску сушёного мяса, облизал губы и долго-долго не решался заговорить.
— В конце апреля всё это началось, — сказал он севшим голосом. — Мы с Яриком с вылазки уже месяц как вернулись, — Гюго кивнул в сторону сидевшего на диванчике собирателя, одного из немногих восточников, с кем Матвею так и не довелось побывать на совместных вылазках. Ярик особенно выделялся среди прочих из-за дефекта — заячьей губы. — А за ним и Петя Васниченков неделю спустя…
Петю Васниченкова, молодого собирателя, которого обучал в своё время отец Матвея и сам Матвей, среди собравшихся не было.
— … а вас всё не было, — голос Гюго будто вынырнул из небытия. — Кстати, а Йован-то где? Он?..
Матвей ответил едва заметным кивком.
Восточники позади сочувственно вздохнули, прикрыли лица ладонями, обрели скорбные взгляды.
Йован, как ни крути, был всеобщим любимчиком на «Востоке».
— М-да… — выдохнул Гюго.
Помолчали.
Гюго вскоре продолжил:
— Когда мы воротились, узнали от Олега Викторовича про твою сделку с прогрессистами. Потом дождались мая и окончательно поняли, что ты не вернёшься, а следовательно, и припасов мы никаких не получим. И тогда Олег Викторович начал связываться со всеми ближайшими станциями, просить помощи.
Перед глазами Матвея всплыл образ старосты, мудрого старика, чьи умения и знания помогли выжить восточникам в этих суровых землях.
— Откликнулись только «Мирный» и «Чжуншань», — продолжал Гюго. — Первые провизией делиться отказались, но согласились на время зимы принять двадцать человек, мотивируя своё решение тем, что у них самих еды впритык. Олег Викторович распорядился отправиться туда в основном детишкам и их матерям. Мы на следующий день снарядили два вездехода для этого и отправили их в путь. До сих пор и не знаем, добрались они или нет… Вся связь у нас накрылась, а починить уже было некому.
Матвей мысленно выказал уважение старосте «Мирного», но и забеспокоился о судьбе отправленных восточниц с детьми.
— А вот китайцы же предложили немного запасов в обмен на огромное количество ватт и при условии, что мы сами прибудем за ними. — Гюго немного помялся, поелозил на стуле. — Нам ничего не оставалось, кроме как согласиться на эту явно невыгодную для нас сделку. Потянули жребий и проигравших отправили к китайцам на пяти вездеходах. Из них вернулось только два.
Сказанное ненадолго повисло в воздухе.
— Два?.. — раздался удивлённый голос Маши. — Но почему?
Гюго взглянул на неё с толикой недоверия, как бы говоря: «А ты ещё кто такая?».
Матвей знал ответ на этот вопрос, и потому для него не было открытием, когда Гюго ответил:
— Сразу видно, вы не местная. Знаете, что творится зимой там, снаружи? — Головой он качнул в сторону стены, словно там находилось гигантское окно с видом на ледяной пейзаж. — Температура падает ниже шестидесяти пяти, и техника попросту не справляется, замерзает на глазах. Заструги становятся плотнее и выше — такие хрен пройдёшь. И это ещё я молчу про полярную ночь, когда вокруг темень такая, что создаётся впечатление, будто не едешь, а плывёшь по морю тьмы. Но разве был у нас выбор? Вот ребята и рискнули, отправились и вернулись, только вот не все.
Гюго положил руки на стол, сцепил их в замок и посмотрел на миску с едой. Смотрел он на неё, кажется, с минуту, прежде чем продолжить совсем севшим голосом:
— Тут-то всё и началось. Привезённой с «Чжуншаня» еды оказалось катастрофически мало, и Олег Викторович ввёл ежедневную норму — сто грамм на человека, раз в сутки. Детям и женщинам давали чуть больше — сто двадцать пять.
Боковым зрением Матвей заметил, как заблестели Машины глаза. Она быстрым движением смахнула влагу с ресниц и отвернулась.
— Ребята вон не дадут соврать, — большой палец Гюго указал на восточников за спиной, — люди стали помирать один за другим. Сначала больные и старики…
Невидимый пресс медленно сжимал Матвею внутренности.
— … потом детишки…
Пресс всё давил и давил…
— … а за ними и все остальные. К августу от ста одиннадцати человек осталось семьдесят три. В сентябре — пятьдесят. Ну и на сегодня, к началу ноября… — он развёл руками. — Только мы, четырнадцать человек, не считая ещё пятнадцати матерей с детьми, отправившихся на «Мирный»: Мишель с её малюткой, Рита Коршунова с её троицей, Галя Скрипчук, Леся Новикова и её сестра Дина. И то мы до сих пор не знаем, удалось ли им добраться. — Гюго быстро опустил глаза и договорил: — Все их отцы и мужья погибли. Здесь.
Тишина. Страшная. Непростительно громкая.
— Я понимаю, это может прозвучать мерзко, и мне от этой мысли нестерпимо тошно… — заговорил Гюго,