_____
Позавчера, под влиянием вина, я похвастался самому себе, что мы с пате отлично понимаем друг друга. Это не совсем так. Три часа назад пате поведал мне о какой-то чуть ли не сверхъестественной орудийной новинке, которой коммунисты угощают теперь нас на фронте. Они применили нечто с небывалым числом орудий — снаряды фугасно-зажигательные, но необычного действия. Военные специалисты свидетельствуют: огневой налет подобен урагану. Снаряды разрываются одновременно. Наши потери значительные, порой они пугают, потрясают. Недаром этому оружию дали у нас кличку «адская мясорубка». Пате говорил об этом таким тоном, словно речь шла о нашей спасительной новинке, чуть ли не с восторгом. А чего стоят его восклицания: «Ай да оборванцы! Ай да бородачи! Любуйтесь, господа, любуйтесь и трепещите! Надеюсь, теперь-то вы придете в себя и будете реалистами, распроститесь с излишним национальным самомнением!» Это, конечно, самоистребительная, злая ирония.
Пате больше чем прав — я не имею никакого права порицать его за такое самобичевание ни как немец, ни как член национал-социалистской партии. Все люди обязаны быть реалистами, особенно наши руководители.
_____
Пате вспомнил, как называется у русских это страшное орудие: «катюша». Это женское имя. Почему взяли такое имя? Видимо, оно у русских любимое. И те имена — Вера, Надежда, Любовь — тоже любимые. Они все свое, русское, любят не меньше, чем мы, немцы, любим все немецкое. Я начинаю понимать: и там и тут — орудие, они нас больно бьют огнем и огненными словами — в этом символика. «Ай да оборванцы! Ай да бородачи!» Нет, нет, ничего не скажешь — дельные парни эти неполноценные славяне, голой рукой их не возьмешь. Да и бронированной рукой вряд ли их возьмешь, что-то они плохо, очень плохо стали поддаваться.
_____
Боже, будет ли этому конец, «девушки»-то не унимаются:
«Дорогие, родные наши люди!
Приветствуем и поздравляем вас с радостными новостями: 2-го февраля 1943 года блестяще закончен разгром немецко-фашистских полчищ под Сталинградом, гитлеровская армия уменьшилась на 22 дивизии; о параде в Москве враг уже теперь не трезвонит и, уверены, не мечтает об этом; героический город Ленина выдюжил, его страдания пошли на убыль: в январе 1943 года прорвана блокада.
Радуйтесь, друзья, но успокаиваться еще рано; враг силен и, следовательно, опасен. Наши успехи вынудили гитлеровских заправил отдать приказ о «тотальной мобилизации». Эта чрезвычайная мера направлена на восполнение потерь, на усиление людских и материально-технических ресурсов вражеских вояк. Хотя мы убеждены, что и эта чрезвычайная мера обречена на провал, все же она не дает нам права на самоуспокоение, наш народ ответит на нее еще большей сплоченностью своих сил.
Товарищи и друзья!
Повышайте бдительность, всемерно наращивайте свою ненависть к врагу, реализуйте ее при малейшей возможности, не страшась репрессий ваших душителей. Покорность — не выход из положения, враг принимает ее за слабость. Умная, целеустремленная смелость и даже дерзость — это свидетельство прежде всего силы духа, силы советских, ленинских идей…
Слава нашим воинам! Слава нашей могучей Родине! Да живет и здравствует наш народ в веках!
В ожидании новых побед, ваши русские девушки: Вера, Надежда, Любовь.
И вторая листовка:
«К военнослужащим немецкого государства и полицаям.
Мы не особенно убеждены в эффективности настоящего к вам обращения. Все же мы делаем попытку хотя бы у некоторых из вас пробудить чувство здравого смысла.
Несмотря на особый род вашей службы, мы думаем, что не все вы потерянные люди, что многие из вас имеют свои семьи, своих отцов и матерей, своих жен, своих детей, что вам поэтому нетрудно понять состояние не ваших стариков, женщин, детей, — пощадите их! Одумайтесь, пока не поздно!
Из наших слов, которые обращены к нашим людям и которые, не сомневаемся, дойдут и до вас, вы узнаете то, что скрывают от вас ваши начальники: германская военная машина, можно сказать, потерпела крушение, и так, что вашим правителям не починить, не восстановить ее былую слаженность и мощь. Этого не позволят наша армия, наш народ. Силы и успехи наши будут нарастать, а вы будете катиться в пропасть. Вы обречены.
Солдаты и полицаи!
Покидайте свои посты, уходите домой (к партизанам мы вас не приглашаем). По нашим законам раскаявшийся преступник может рассчитывать на снисхождение, а если грехи его перед нашим народом не велики — на полное помилование. Те из вас, кто не совершил конкретного зла, вовсе не будут привлечены к ответственности.
Наши призывы и это наше разъяснение не касается вашего главного начальника — генерала фон Дейча: с ним разговор будет особый… Впрочем, лучше бы и ему не умножать своих грехов перед человечеством…
В этой последней листовке только «русские девушки», и нет имен-символов: Вера, Надежда, Любовь. Какая тонкость: нас они считают врагами и нам этот символ ни к чему… Смотрите!
_____
Наши будни еще напряженней, еще огорчительней и даже страшней.
Меня с ума сводят события последнего времени: катастрофа нашей армии под Сталинградом! Говорят, подвел Паулюс. Он оказался будто бы русским шпионом, но пате хорошо знает этого достойного воина. Он не способен на предательство; значит, так сложилась обстановка. Я разделяю этот трезвый взгляд, хотя и не знаю Паулюса. Мы все с ума сходим. На территории лагеря свирепствует сыпняк, почти поголовное заболевание. Слава богу, что мне не надо там бывать, но я боюсь за пате, а сказать ничего не могу, не решаюсь затрагивать эту щепетильную, видимо, для нас обоих тему.
На днях меня опять посетил бабник и пьяница Кауфман (как же мне от него избавиться?!), опять наглотался самогона — и сильно, до полубреда; он промямлил, хотя и не совсем внятно (но это, очевидно, достоверно), что в лагерь умышленно занесли сыпняк. Пате, дескать, стал мудрить с камерами, затянул их пуск из-за каких-то неполадок, а крематорий почти бездействует, решено сыпняком дать ему полную нагрузку.
_____
Пате неожиданно улетел в Берлин. Ничего не сказал. Подозреваю, что на этот раз виноват