— Вода! Вода!
— Вода — это спасение!
— Пруд прорвало… Смотрите, рыба… Карпы…
И действительно, вода мчалась из пруда, который находился несколько в стороне от Богатого Лога. Она с бешеной скоростью неслась вдоль села. Рыба упорно сопротивлялась, не желая идти по течению, безуспешно старалась подняться вверх, но бурные каскады воды мешали этому.
Удалось спасти от огня более половины жилых домов, остальные постройки исчезли, превратились в груды пепла, кирпичных развалин (разрушенные печи, лежанки и трубы), недогоревших бревен и плетней.
Вторая загадка. Ее я записываю через переводчицу со слов начальника полиции Барского (он мне крайне антипатичен, сам не знаю почему!).
Перед взорами многочисленных жителей села Богатый Лог в приемной больницы открылась чудовищная картина.
Посередине приемной на козлах большой стол, метров двенадцать в длину и метра два шириной; козлы из свежеотесанной осины, крышка фанерная. За столом двенадцать трупов, по шести с каждой стороны. Туловища жертв обмотаны проржавевшими цепями, концы цепей прикреплены намертво к стенам болтами от железнодорожных шпал. Руки и ноги у казненных пробиты большими гвоздями, руки прибиты к столу, ноги — к деревянному полу.
Он, Барский, видимо решив доставить мне особое удовольствие и, конечно, выслужиться перед нами, воспроизвел свою тогдашнюю речь перед сборищем селян (их специально согнали к больнице, где разыгралась умопомрачительная трагедия):
«Вы, селяне, видите эти жертвы, они потрясают. И они действительно жертвы, жертвы тех, кому вы вчера верили и кто повелевал вашими судьбами — я говорю о коммунистах, о коммунистических вожаках. Это они умертвили этих несчастных, умертвили за то, что они плохо организовали пожар, не сожгли всех ваших жилищ. Вам, конечно, неизвестны имена замученных и казненных; мне они тоже неизвестны, ибо коммунистические вожаки пригнали их в ваше село специально для возмутительной и позорной диверсии из других далеких деревень. Я это уточню и сообщу вам, селяне, дополнительно. А пока, уважаемые селяне, пусть каждый из вас поймет и крепко запомнит, кто вам друг, а кто враг, кто поведет вас к настоящему счастью, а кто отнимает его у вас и ваших детей…»
Меня терзал вопрос: как доложить пате о результатах своего расследования?! Я не верил Барскому, не верил, что коммунисты истребили своих единомышленников. Я хорошо знаю повадки наших карательных органов и прежде всего гестапо: это их почерк, их методы. Свои сомнения оставлю при себе: я не добыл данных для обоснования рискованных догадок.
_____
И снова пате, а через него и меня лихорадит эта безумная идея с гипнозом. «Великий, многообещающий эксперимент! Основа основ грандиозного мероприятия — обезлюживание: все опасные люди будут выявлены безошибочно и наиболее дешевым образом. Выявлены и истреблены». Страшная установка! Пате колеблется, не верит в эту идею, назвал ее даже бредовой, она, дескать, неотвратимо приведет к провалу. Добавлю от себя: она, эта затея, в своей основе антигуманна. Шутка сказать, медицину хотят поставить на службу сыску, породнить ее с политикой, которая, как правильно считает пате, не всегда бывает на высоте, а нередко ее носители идут по грязным путям… Нет, нет, что бы ни говорили, а недопустимо и позорно обезволивать гипнозом узников и вытягивать у них имена единомышленников. Нормы, закон, господа, наконец человечность — все это не пустые звуки, не должны быть таковыми. Жаль, что пате склонен видеть в этом «новшестве» высшую математику!..
_____
Душевное мое состояние — хуже вряд ли может быть. На днях прислали врачей-гипнотизеров, они, эти странные эскулапы, ведут атаки на генерала, горячо и настойчиво убеждают его, что воспользуются гипнозом исключительно в гуманных лечебных целях. Возможно, попутно возникнут какие-нибудь другие цели, однако они будут тоже гуманны, на пользу человеку. И тут же навязчиво дают понять, что предстоящее мероприятие имеет большое общегосударственное значение и идет чуть ли не от самого фюрера… Признаюсь, мне все это кажется и странным, и недобрым. У меня вызывает даже досаду и раздражение, что пате склонен сдаться… Службист, ничего не поделать: «Полное подчинение приказу и порядку!» Это как будто изрек Гиммлер, а с ним, как и с фюрером, шутить не положено, если ты дорожишь своей головой. А кто ею не дорожит!
Странное дело: если русские социалисты (то есть коммунисты) так отвратительны, так несправедливы, почему же, скажем, здешние селяне не говорят этого? Больше того, их симпатии — правда, скрытые, но я-то их чувствую! — резко противоречат нашим понятиям о коммунистах; и если уж мы такие паиньки, почему на нас косятся? И не только здесь, в глуши, но и у себя на родине, свои же немцы. В самом деле, почему?
_____
Моя хозяйка мне все больше нравится: удивительно чистоплотная, тактично-услужливая и весьма добродушная женщина. Хотелось бы отметить ее обо мне заботу каким-нибудь подарком, но пате не советует: «Разболтает, и гестаповцы могут подложить нам свинью. Не надо создавать дополнительные трудности!» Пате и прав и не прав: трудностей и без того хватает, верно, но Алексеевна (это ее имя по отцу, а ее личное имя — Машутка, что значит Мария), ко всем своим добрым качествам, не любит лишних слов; опасения пате беспочвенны. И все же я не могу нарушить его волю, он мне мил и дорог не как начальник, а как человек, словно родной отец… Но это к слову. Когда-нибудь я выскажусь об этом особо и, разумеется, подробно, с обоснованием к нему добрых чувств.
_____
К моей хозяйке (надо выяснить, почему часто ее так именуют и что означает «моя хозяйка»? Хотя тут, видимо, ничего дурного нет: произносят эти слова мирным и даже приятным тоном) все чаще и чаще приходят деревенские оборвыши… Бог ты мой, какие у них голодные глаза и как они истощены! Алексеевна всегда чем-нибудь их оделяет. Я в это открыто не вмешиваюсь, но добрая и умная селянка понимает, что я не осуждаю это ее великодушие, не имею я на это морального права: дети голодны потому, что мы сыты… Видимо, это тоже логика борьбы, логика пожирания сильным слабого. Генерал тут неумолим. И что ему делать? Чем кормить своих людей и пленных? Снова посулили урезку лимитов централизованного снабжения, кажется, они будут сняты совершенно. Изворачивайся, как знаешь. В одном из деловых писем пате напомнили о директиве от 23 мая 1941 года. Поинтересовался, что это означает. Это, оказывается, «директива по экономической организации на Востоке», она категорически предписывает: «Немедленное полное прекращение снабжения всей северной зоны, включая Москву и Санкт-Петербург… Все запасы немедленно изымать… Скот передавать в армию и вывозить в Германию…»
А ведь получается заколдованный круг: люди не захотят умирать, и произойдет взрыв