_____
…Снег, снег, кругом сугробы снега, словно сахарные холмы и горы. И мороз. Многие из нас проклинают русскую зиму как верную и неумолимую союзницу наших врагов. Я ее не проклинаю: в ней есть свое очарование. Нежный, хрустящий, белый-белый снег. Я даже любуюсь им, любуюсь днем, любуюсь ночью, особенно при луне. Она придает иссиня-голубому снегу какую-то таинственность. Впрочем, ею, этой таинственностью, здесь наполнено все — люди, природа, — меня вся эта чужая и, убежден, во многом враждебная таинственность все больше и больше занимает, многое хочется понять, многое переосмыслить, переоценить. А нужно ли? Ведь придется тогда ломать свои привычные понятия и, не исключено, свои убеждения. Способен ли на это настоящий ариец, да еще национал-социалист?!
Способен или не способен, легко ли это или тяжело, но мне с собою не совладать: жизнь, ее требования, вся обстановка на фронтах и здесь, в глубоком тылу, диктуют мне это со всей неумолимостью. Я как-то мысленно назвал себя Думающим немцем. Мне очень хотелось бы заменить этим ярлык… Молчаливый… Но это и невозможно, — пусть для других я буду Молчаливым Гансом, а для себя Думающим немцем: я буду молчать, молчать, молчать, и я буду думать, думать, думать… Да поможет мне бог.
_____
Россия — это бескрайний дремучий лес, это непостижимая гигантская берлога. Люди же русские — это медведи. Можно ли (а главное, нужно ли?!) извести этот лес, ликвидировать берлогу, истребить поголовно медведей?
Начинаю понимать одно: кое-кто рановато нацелился делить шкуры неубитых медведей.
_____
Они нас не знают, совсем не знают. Но сомнения гложут мою душу, с каждым днем все сильнее и ощутимее поражают мой рассудок: мы их тоже не знаем, не знаем! Порой мне кажется, что именно русские медведи, по крайней мере здесь, где все так тихо и даже сонно, таят для меня, для пате, для всех нас, немцев, роковую опасность, — не передушили бы они нас?! Видимо, отсюда и эта ужасная дилемма: или они нас, или мы их! Каждый истый ариец выберет последнее. Я ведь тоже ариец. Но я ариец-вегетарианец, и, очевидно, поэтому мне почти симпатичен Петров, который, оказывается, убежденный евангелист, баптист, в чем сам признался пате. Хорошо поступил: терпеть не могу лжи в любом ее виде. Пате многозначительно напомнил: «Не убий!» Действительно, чудесная ведь заповедь, особенно здесь, где так и слышится: «Убий!» И как можно больше, и самым жестоким образом. Я несколько успокоился. Ловлю себя на мысли: «Мне по душе эта заповедь — хорошо было бы привить ее всем людям, всему человечеству, и мир выглядел бы иначе». Вот, очевидно, еще почему я весьма доволен своей теперешней участью: пате для меня — клад. Именно моя к нему близость дарует мне возможность, помогает мне сохранить свою душу неоскверненной… Так, так, выходит, я убежденно вознамерился загребать жар чужими руками, и так до полной победы. Вот, оказывается, какой ты, Молчаливый Ганс, Думающий немец! Пусть, пусть, пусть! К черту иронию, самобичевание. Хочу выжить и выживу. И не просто выжить: я постараюсь выйти из этой жуткой игры неокровавленным.
_____
Вот и очередной новый год… Что он несет? Чем богат? Не знаю, сколько припас в своей сумке Дед Мороз счастья, но крови, крови!.. Боже милостивый, когда ты покажешь нам свое могущество, когда излечишь народы от безумия?
А не свихнулся ли я сам, считая теперешнюю миссию… Нет, нет, прочь и эти черные мысли: я сын своего народа, а мой народ… А что мой народ? И в народе ли тут суть?! А эти вопросы неуместны… Что же уместно? О чем думать, писать?!
_____
Выходит, накликал беду. Мне, как и всем нашим, неприятно, даже страшновато: объявилась опасность и в нашем заплесневелом болотце — появились какие-то загадочные «русские девушки» под религиозно-патриотическим псевдонимом: «Вера, Надежда, Любовь». «Ооо!» — воскликнул пате… Нет, это было не восклицание, а стон. Он схватился за седую голову и с еще большим отчаянием повторил: «Ооо!»
Я, читая листовку, почувствовал себя отвратно. Иначе и не должно быть: наметилось действительно что-то новое и грозное, во всяком случае смертельная борьба. Листовка, конечно же, начало, за ней последуют другие призывы. Их надо как-то парализовать. А вот как? Что же скажет пате? Буду надеяться на его опыт, на его мудрость…
_____
И не я один надеюсь на пате, всех нас до крайности взволновала листовка, у иных вызвала растерянность и уныние. Что скрывать: все мы рассчитывали на мирную жизнь, на покой, на отдых, надеялись отсидеться здесь, пока там где-то не смолкнут пушки, пока костлявая мадам с косой станет работать только по нашему велению. Но я, кажется, тоже поддался панике, слишком забежал вперед.
_____
Раздобыл листовку. Решил дословно записать ее в свой дневник, а подлинник сжечь (генерал приказал «сжечь все эти скандальные бумажки»):
«Дорогие товарищи и друзья!
Вы помните, как быстро фашистские изверги заменили одну манну небесную — грошовые свои щедроты, которые сбрасывали от имени своих детей с самолета, другой манной небесной — цепями, штыками, смертельным голодом — истреблением наших людей, вина которых перед фашистами была лишь в том, что они ЛЮДИ, СОВЕТСКИЕ ГРАЖДАНЕ… Мы с вами этого никогда не забудем! Не имеем права это забыть никогда!
С тех пор здешние заправилы как бы притихли. Не думайте, что они раскаялись и отказались от своей цели поголовно истребить советских людей, и прежде всего русских, как самую ненавистную и опасную для фашизма нацию. Нисколько! Наоборот: близок час, когда начнутся новые зверства, новый кровавый фашистский шабаш.
Неподалеку от Богатого Лога завершается строительство ада, особого мученического лагеря. Скоро, совсем скоро вы услышите оттуда стоны, страшный отзвук нечеловеческих страданий, там будут зверски пытать людей — активных противников коричневой фашистской чумы.
Наша с вами задача, наш святой долг, наша первостепенная обязанность заключается в том, чтобы помешать врагу в его злодеяниях.
Что для этого нужно?
Многое вам подскажет ваша совесть, ваша народная мудрость, русская смекалка, на которую наши люди исстари были, назло всем врагам и недругам, щедры. Но и мы, со своей стороны, хотели бы подсказать вам кое-что полезное.
Уходите, кто может, кто в силах носить оружие, кто не слишком обременен детьми или больными стариками, уходите немедля в леса, к партизанам, они примут вас в свои ряды дружески, с радостью. Партизаны — верные помощники нашей доблестной армии, общими усилиями враг будет разгромлен. В тылу тоже должна коваться великая победа над ненавистными кровавыми пришельцами, для этого-то и надо ускоренно множить партизанские боевые ряды. Живая боевая