Смерть фашистским оккупантам!
Прошло два дня. Пате заметно отошел. Подумаешь, листовка! Она могла быть и случайной, так сказать, приблудной или провокационной. Генерал намерен держать свой прежний курс, который явственно расходится с общепринятым курсом на высшем уровне, жутковатой практикой наших войск, особенно специальных карательных органов. Пате хотя и за твердую линию, но без вандализма, без инквизиционных приемов. Понятно, исключения возможны: бунтовщики, да еще с оружием в руках, на гуманность рассчитывать не могут. Во всяком случае, пате убежденный противник курса «меч и только меч, кровь и только кровь»…
_____
Прошло еще несколько дней. Я заметил, что пате неспокоен, видимо он утрачивает свой оптимизм, провел коротенькое совещание, спокойно, но твердо говорил о необходимости предельного проникновения в тайны наших противников (он имел в виду, понятно, загадочных «русских девушек», хотя почему-то и не назвал их); раболепно активничали Кауфман и Гензель; вносили свою лепту начальник полиции Барский и полицай Бобров; Петров молчал. Странно!.. Пожалуй, ничего удивительного: у него во всем свой стиль, своя правда. Из всех русских наших сторонников я верю ему больше всех.
Никто из ораторов не считает, что типография где-то притаилась в лесу, никакая она не «лесная» — нас просто хотят сбить с толку. И девушек русских придумали: «Вера, Надежда, Любовь» — это символ. Замечу: символ удачный, зовущий…
К вечеру, через четыре часа после совещания, последовал приказ генерала: обыск! Повсеместный. Тщательный. Типография должна быть обнаружена. В ней сейчас главное зло…
_____
«Гора родила мышь». Получилось так, что наша высокая гора — обыск — ничего не родила: круглосуточный изнурительный труд оказался безрезультатным, получился досадный конфуз… На генерале лица нет, он угнетен: нанесен сильный удар по его обостренному самолюбию. И все же, как мне кажется, пате уступать не намерен; спешно и самолично он изготовил свою листовку:
«Селяне!
Каждый из вас имеет полное право свободно высказать любую свою точку зрения, однако при одном непременном условии — быть честным и правдивым, не только откровенно перечислить свои претензии, но и подписаться как подобает — полным именем с указанием адреса. Прятаться в кусты в таких случаях могут только те, кто говорит неправду, у кого совесть запачкана.
Наши хулители не назвали себя, не назвали потому, что написали выдумку, сплошную неправду, которая есть клевета. Я выступаю открыто и скажу вам правду от первого до последнего слова.
Мы, немцы, во всем любим порядок. Все те из вас, кто разумно и честно разделит эту нашу полезную любовь, будут любимы и нами, тех ждет покой, благополучие, счастье. И, наоборот, те селяне, кои будут создавать преступную анархию, не могут рассчитывать на нашу доброту к ним. Опять-таки скажу честную правду: к наиболее злостным, опасным анархистам мы будем вынуждены проявить суровость и даже беспощадность. Подобного рода зловредные элементы опасны не только нам, законным представителям Великого Германского государства, но и вам, всем труженикам с хорошей душой и трезвой мыслью, которых я горячо призываю жить с нами в мире и согласии. Позволю себе закончить свое обращение к вам, селяне, пожеланием: в наших общих интересах крайне было бы нежелательно еще раз столкнуться с наглой выходкой этих придуманных «русских девушек». Если кто-либо из вас приметит их коварные следы, непременно дайте знать мне лично. Я гарантирую полную тайну доброжелателю и щедрое материальное вознаграждение, как истинному нашему другу.
Умен, пате, умен… И, оказывается, коварен, к великому моему огорчению!
_____
Кто же вышел победителем из этой словесной перепалки?
Судить не берусь, но, кажется, не пате, не мы, нет! Последующие события — не в нашу пользу. По приказу генерала комендатура поспешно составила список на отправку в Германию новой партии — 120 мужчин и женщин разных возрастов (в том числе и подростков). Большинство из них — селяне Богатого Лога. С отправкой произошла непонятная задержка, кажется из-за транспорта. Ненадолго, всего лишь на три дня. За пять часов до отправки проверили список. Почти половина исчезла. Новая неприятная акция. Генерал рассвирепел до того, что употребил по-русски скверное ругательство и в тот же день обратился к селянам с новым, на этот раз бранным письмом, из которого я возьму лишь далеко не самые грозные выдержки:
«…К сожалению, не всегда доброе слово попадает на хорошую почву. Мое слово, мои призыв осквернен бездумными и упрямыми людьми, которые оставили село и скрылись в неизвестном направлении. Есть основания полагать, что беглецов приютили партизаны, что и было обещано в известной листовке, и что они возьмут в руки оружие для борьбы против нас».
«…Многие беглецы бросили родных, главным образом старых и больных людей, детей. Что прикажете с ними делать? Оставлять их долее в беспомощном и опасном состоянии было бы негуманно. Передать на попечение односельчан — неразумно было бы обременять их, тем более речь-то идет о близких родственниках предателей, тех селян, кто навредил нашим с вами общим интересам. У меня не осталось иного выхода, как отправить таких людей в какие-либо другие зоны, наиболее материально благополучные» и прочее.
Пате верен себе. Концовка явно коварная: он пополнит список до 120 человек и прибавит «беспомощных». Им-то, этим беспомощным, будет уготовано… Запахло смертью!
Новый «сюрприз», совершенно неожиданный, страшный! Объявились партизаны. Вооружены, головокружительно оперативны. Им потребовалось четыре часа, чтобы у нашего конвоя отнять всех конвоируемых, до единого человека. Конвой полностью истреблен (50 человек!). Партизаны, по непроверенным слухам, потеряли всего лишь четверых… Очаровательная статистика: 50 к 4!
Пате лично старательно и долго готовил по инстанции горькое донесение, но произошло дальнейшее осложнение: вмешались «русские девушки», угостили всех живущих на этом клочке земли очередной листовкой.
«Дорогие товарищи, друзья!
Давайте поздравим друг друга с радостными успехами партизан, которые освободили близких вам людей от фашистской каторги. Честь и слава освободителям!
Будем надеяться, что и впредь наши боевые друзья не оставят вас в беде, будут в самом зародыше уничтожать всякие зверские замыслы врага. Если же гитлеровцы вздумают мстить вам за последнюю операцию партизан, они будут достойно наказаны.
А теперь мы хотели бы сказать несколько слов о генерале фон Дейче и его последнем приказе.
Мы могли бы поговорить с ним другим языком,