Почему, ярый враг лжи и редкостный поборник правды, генерал звуком не обмолвился, что у него на юге России есть братец, полковник, тоже наместник Гитлера, что этот его кровный и кровавый братец беспощадно и поголовно истребляет евреев и цыган, не щадя даже грудных детей, что его операция уже подходит к концу, что евреев зарывают живыми в землю, а цыганами забивают глубокие колодцы?
Осуждает ли добренький генерал своего брата-изверга и, если нет, намерен ли он в наших краях осуществить такую или схожую операцию?
Верно ли, что под Курском, в Сапоговской психиатрической больнице намерены умертвить всех больных? Нас интересует в этом серьезном вопросе позиция генерала — в частности, может ли он предотвратить эту очередную страшную трагедию или хотя бы подать против нее свой голос?
И последнее. Почему словоохотливый генерал звуком не обмолвился, что ему полюбилась Монастырская роща, обширные Соколовские луга, щедрые черноземные поля Богатого Лога и что он намерен захватить все это?
Если генерал фон Дейч не разъяснит всех этих вопросов, мы вынуждены будем тогда помочь ему, но предупреждаем — сделаем это по-своему».
Каким-то образом наши секреты с некоторых пор переползают к врагу. Опасная складывается ситуация, о которой красноречиво говорят многие факты. Пате вправе коситься на меня: порой ведь, кроме нас с ним, никто не имеет доступа к таким секретам. Бесконечно рад, что пате не подозревает меня, а на днях прямо сказал, чтобы я не волновался. Не думаю, чтобы пате утешал меня, тем более по каким-нибудь недобрым соображениям. Это я решительно исключаю. Он меня ценит и даже отечески любит, дай бог ему крепкого здоровья и счастливого долголетия…
_____
Но кто, кто? Мистических чудес на свете не бывает, любое чудо детерминировано. Откуда у «русских девушек» такая осведомленность? Откуда они узнали о сокровенных намерениях пате обосноваться в этих краях, он ведь, кажется, пока не возбуждал об этом ходатайства? Даже такая деталь (для пате это деталь, для меня — весьма и весьма серьезно!), как возможное применение гипноза, тоже им известна… Каким образом? Предательство наших людей исключаю… Хотя, как знать: среди нас тоже есть всякие, найдутся обиженные судьбой люди. А честно говоря, разве я не всякий? Порой и в мою душу проникают сомнения. Но я отвлекаюсь… За эти дни мысленно перебрал почти всех полицейских — сплошной мусор, сволочь на сволочи, не верится, что это люди. И конечно же, такая человеческая падаль чужда какой бы то ни было тонкости, да еще в таком деле, как шпионаж. Они быстро самообнаружились бы. Из этой своры выделяю их главаря Барского. Эта фигура безусловно особенная: натренированный жулик, законченный авантюрист. Кое-что ему доступно, но не многое. С той поры, как раскрыто его истинное лицо, гестапо держит Барского на прицеле, там утверждают, что он полезен, и настолько, что ему грозит от русских опасность, и большая, не исключена даже смерть. Так что тут приходится смотреть в оба, жаль потерять полезный источник. Насколько я понимаю, он, этот самый Барский, вредит своим соотечественникам безжалостно и неутомимо, вылавливает селян, которые не хотят понять наших порядков или непочтительны к нему, Барскому; в угоду пате он способен на любую жестокость. А не попробовать ли сплавить его в гестапо? Но пате не пойдет на это, кажется, он ценит его именно за эту его жестокость, за ненависть к русским и за преданность фюреру. Что же, пусть будет, как есть…
О Петрове. Это, убежден, особого склада человек, себе на уме, русский крепыш. И фамилия соответствует его натуре: Петров — от слов «камень» или даже «кремень», точно не знаю. Если бы этот человек был на месте Барского и, следовательно, имел какой-то доступ к нашим секретам, можно было бы заподозрить именно его. Однако я исключаю господина Петрова: он баптист и устойчив в своих убеждениях; его должность сугубо гражданская; он обижен коммунистами, и он как-то весь на виду, и пате очень его ценит.
_____
«Русские девушки» угостили нас новой листовкой. Заношу ее в свою тайную тетрадь дословно:
«Дорогие товарищи, друзья, братья!
Знаете ли вы, что ждет вас в теперешнем вашем аду? Убеждены, что нет, всего вы не знаете и знать не можете: фашисты не только бесчеловечно злы, но и неслыханно коварны. Однако нам, вашим друзьям, удалось разгадать очередную тайну врага: с вами будут, под благовидным предлогом оказания медицинской помощи производить сеансы гипноза. Цель: собрать компрометирующие данные на ваших близких, которых вы, сами того не желая, можете поставить под удар…
Всячески уклоняйтесь от гипноза.
Закаляйте свою волю, любыми средствами оказывайте сопротивление при индивидуальных и тем более групповых гипнотических сеансах — наука не признает принудительный гипноз, тут, следовательно, решающее слово за вами.
И мужайтесь, дорогие наши друзья, мужайтесь и еще раз мужайтесь!
Помните, что мы близко и всегда с вами, на вашей стороне словом и делом!..
_____
Наш гарнизон старательно готовился отметить день рождения фюрера. Часть помещения больницы теперь переоборудована под столовую гарнизона, верх для командного состава, низ отведен рядовым. Здесь состоится торжество. Мы, то есть пате, Макдональд Брук и я — в своем постоянном «отсеке». Я остался весьма доволен этой встречей: откровенная и острая беседа пате с Бруком явилась важным для меня уроком, она помогла мне на многое посмотреть иными глазами, я лучше понял и пате. Зарисую эту беседу, по возможности, с фотографической точностью.
Стол был накрыт красиво, с обилием вина, коньяка и даже двумя бутылками шампанского. Сервировкой стола руководил старшина Петров, но пировали мы, разумеется, без него, только втроем.
Брук, наполняя бокалы вином, сказал:
— Полагаю, господа, вы не будете на меня в претензии, если я захвачу инициативу.
— Что вы! — любезно отозвался генерал.
— Ваше здоровье, господа! — сказал Брук.
— Ваше здоровье, Мак! — отозвался фон Дейч. — Русских я знаю давно, Мак, по личным наблюдениям. Я уже вам как-то говорил, что мои родич