— Что ты будешь делать, если операция унесет ее жизнь? — он продолжает допытываться, его глаза цвета ночи сверлят мои.
В голове проносится мысль о том, что я потеряю своего единственного члена семьи. Как бы я жила дальше, если бы потеряла ее? Я с трудом сглатываю, пытаясь прогнать ужасающий ответ, который всплывает в моей голове.
Я бы последовал за ней.
В этот момент мне хочется исчезнуть; его вопрос слишком откровенный, слишком грубый. Все, что я могу выдавить из себя, — это слабый и неопределенный ответ.
— Я все равно буду любить ее, даже когда она умрет.
Авиэль кивает, но я знаю, что он видит мою заурядность насквозь.
— Возможно, твои представления о любви и верности сильнее, чем у кого — либо, кого можно себе представить. И все же, — говорит он бесстрастно, — правильный ответ — скорбеть и принимать тот выбор, который ты сделала ради нее.
В этот момент у меня щемит сердце, и мне отчаянно нужно отвлечься.
— Итак, чего бы ты хотел в качестве выигрыша в нашей партии в шахматах? — спрашиваю я, изо всех сил стараясь увести наш разговор в сторону от сестры, надеясь, что он не будет углубляться в эту тему дальше, чем это необходимо.
Его обольстительная улыбка — это уловка, когда он произносит.
— Будет правильным — не поднимать эту тему.
— Мне интересно.
— Я интересен для тебя?
Я киваю.
— Думаю, я имею ввиду то, что мог бы хотеть такой мужчина, как ты, — говорю я, заинтригованная тем, что в его глазах, кажется, таится какая — то тайна.
— Ты имеешь в виду, что я бы хотел... — он шепчет, — раньше я хотел бы видеть надежду, которая угасала бы сама по себе. А теперь... — на этом ответ Авиэля заканчивается, и он просто пожимает плечами. Он восторгает мен, но в то же время настораживает своими неизвестными намерениями.
Я провожу по нему взглядом, когда он поднимается и возвышается надо мной, от исходящей от него угрожающей ауры у меня по спине пробегает холодок. Я проглатываю страх, который вот — вот подступит к горлу.
Он мягко спрашивает:
— Интересно, если твоя сестра поправится, ты наконец перестанешь проявлять ко мне любопытство? — от его слов меня бросает в жар, и в его тоне есть что — то такое, что заставляет меня чувствовать себя так, словно я стою на краю обрыва, не имея ни малейшего представления о том, что находится внизу.
Я яростно встречаю его взгляд и возражаю:
— Ты так же очарован мной, — указывая на тот странный факт, что он никогда не отходил от меня ни на шаг, — Иначе зачем бы ты был здесь? Твоя роль закончилась несколько дней назад, — возражаю я, — Но ты здесь.
Он отступает на шаг, как будто видит меня впервые, и глубоко вздыхает, прежде чем посмотреть на меня со слабой улыбкой, которая не отражается в его глазах.
— Возможно, я позволил этому продолжаться слишком долго, — говорит он скорее себе, чем кому — либо другому.
Авиэль решительно берет со стула свое пальто и вешает его на предплечье. Он кладет руку мне на плечо, на мгновение задерживая на мне свой пристальный взгляд.
— Спокойной ночи, Адора. — наконец произносит он и медленно выходит из комнаты.
Я сижу одна у постели Алесии, вновь обдумывая его слова, когда мои веки смыкаются и я погружаюсь в сон без сновидений.
Оглушительный звуковой сигнал внезапно вырывает меня из дремоты, и я замираю, ошеломленная. Постоянный звуковой сигнал аппарата, который отслеживает жизненные показатели Алесии, внезапно меняется на более громкий.
Я вскакиваю со стула, и моя сонливость мгновенно превращается в панику. Я чуть не падаю на ее кровать, пытаясь нажать на кнопку вызова врача, когда ее пульс начинает учащаться, и когда Алисия начинает шевелиться, я крепче хватаюсь за поручни кровати. Мое сердце трепещет от предвкушения, когда ресницы Алесии трепещут, и ее глаза медленно открываются. Я не отрываю от нее взгляда, даже когда в палату входит доктор, а за ним Авиэль и Джон.
— Привет, — бормочет Алесия, ее голос хриплый от пережитого испытания, ее взгляд встречается с моим.
— Привет, — отвечаю я, с трудом выговаривая слова, которые переполняют меня эмоциями, — Как ты себя чувствуешь?
— Как будто кто — то вырвал мое сердце, — она слабо шутит, морщась и пытаясь принять другое положение на медицинской койке.
— По крайней мере, у тебя останется классный шрам. — я улыбаюсь, глаза полны слез, беру ее руку в свою и крепко сжимаю, хотя она едва может ответить на это.
Если бы я была религиозным человеком, у меня возникло бы искушение вознести благодарственную молитву за выздоровление Алесии, но я знаю, что не стоит искать здесь божественного вмешательства. Это было связано с темными связями Авиэля — таинственной фигуры, скрывающейся в тени, — которая совершила это чудо.
А Авиэль не был похож на человека, которому можно молиться.
Доктор быстро занимает мое место рядом с Алесией, чтобы осмотреть ее, и я бросаю взгляд на Авиэля и замечаю вспышку недовольства в его глазах, когда они встречаются с моими, — признак того, что наша замысловатая игра далека от завершения.
Глава 8
Адора
— Вот, пожалуйста, — с улыбкой говорю я, подавая Алесии поднос с полезной для сердца едой и ставя его ей на колени. Но тут же вижу, как её глаза расширяются от ужаса при взгляде на моё кулинарное творение.
— Ты что, серьёзно? — восклицает она. — Это не еда, это наказание.
Я поднимаю руки в защитном жесте, стараясь сдержать смех:
— Эй, я старалась. Это даст тебе заряд энергии на весь день.
Алесия и моя унылая яичница из белков с овсянкой на миндальном молоке молча смотрят друг на друга.
— По крайней мере, я добавила специй, — пытаюсь я сгладить ситуацию. — И это всё же лучше, чем то, что тебе давали в больнице.
Алесия стонет:
— Ну пожалуйста, можно мне хотя бы яйцо с булочкой? Половину пончика? Чёрт, хотя бы латте?
Я раздвигаю шторы, впуская в комнату лучи утреннего солнца, и с усмешкой опускаюсь на край кровати:
— Это яичница. Не так уж всё плохо.
— Да, капитан, — произносит Алесия, указывая на меня вилкой.
— Помнишь, что ты мне всегда говорила? Я не буду готовить ничего другого — ешь либо это, либо ничего, — заявляю я. — Ты должна радоваться, что оказалась права.
Алесия вздыхает:
— Чёрт, мудрые слова.
Она делает несколько основательных укусов, замечает, что еда не так уж плоха, и запивает её большим стаканом