Его друзья громко смеялись. Дзюнъэй делал вид, что не слышит, уткнувшись в бумаги, но каждый насмешливый взгляд жёг его как огонь.
Затем начались «случайные» столкновения. Рюноскэ, проходя мимо, мог «нечаянно» задеть его плечом так, что чернильница подпрыгивала на столе, или «неловко» толкнуть его, когда Дзюнъэй нёс стопку свежих свитков. Однажды он сделал это особенно грубо — Дзюнъэй споткнулся, и несколько листов упали в лужу у колодца.
— Ой, прости, калека! — с фальшивым сожалением воскликнул Рюноскэ. — Не заметил тебя! Ты же так тихо шаркаешь, как таракан. Совсем не видно!
Ярость закипела в Дзюнъэе. Его пальцы рефлекторно сжались, готовые сложиться для смертоносного удара по горлу. Он видел перед собой не наглого самурая, а мишень. Он мысленно рассчитал угол, силу, точку воздействия…
И заставил себя расслабиться. Он опустил голову и начал молча собирать размокшие, испорченные листы. Его лицо было каменной маской бесстрастия — маской ниндзя, переносящего пытку. Внутри же всё кричало от унижения и ярости.
Рюноскэ, не добившись ожидаемой реакции, фыркнул и ушёл, но его взгляд обещал, что это не конец.
Защита пришла оттуда, откуда её и следовало ожидать. Кэнта, случайно ставший свидетелем одной из таких сцен, подошёл к Рюноскэ в тот же день в тренировочном зале.
— Эй, Рюноскэ, — сказал он, и в его голосе не было обычной веселости. — Я видел, как ты сегодня «случайно» толкнул Дзюна. У тебя проблемы с координацией? Может, потренируемся? Я с удовольствием помогу тебе улучшить равновесие.
Рюноскэ, который был выше и массивнее Кэнты, презрительно усмехнулся.
— Ты что, этого молчуна защищаешь? Он что, твоя тайная подружка?
— Он мой друг, — холодно ответил Кэнта. — И я не люблю, когда моих друзей обижают. Особенно те, кто сам-то из себя ничего не представляет, кроме громкого имени.
Дело чуть не дошло до поединка прямо там, но их разняли старшие самураи. Однако вызов был брошен.
На следующий день они сошлись на тренировочной площадке. Рюноскэ, уверенный в своей силе, насмехался. Кэнта, горячий и яростный, дрался за честь друга. И, к изумлению многих, победил. Он использовал скорость и ловкость против грубой силы Рюноскэ, уложив того на лопатки после серии точных и быстрых атак.
— Вот видишь, — сказал Кэнта, стоя над поверженным противником. — Даже тот, кого ты считаешь слабым, может дать отпор, если будет драться за правое дело. Оставь Дзюна в покое.
Дзюнъэй, наблюдавший за этим из-за угла, чувствовал себя разорванным на части. С одной стороны — благодарность и теплота за то, что Кэнта вступился за него. С другой — унизительная, жгучая ярость от того, что он, элитный ниндзя, вынужден прятаться за спину самурая-мальчишки. Он должен был быть защитником, а не тем, кого защищают.
Рюноскэ, униженный и злой, поднялся с земли. Он не сказал ни слова, но его взгляд, брошенный в сторону Кэнты, был полен глубокой ненависти и обещания мести. Он проиграл бой, но не войну. И его следующая атака будет не такой прямолинейной.
А Дзюнъэй понял главное: его «свет» стал его уязвимостью. Чтобы защитить Хикари и Кэнту, ему приходилось быть слабым. И это было хуже любого наказания Мудзюна. Он был загнан в угол собственной легендой, и выход из него виделся только один — стать настоящей тенью. Той, что наносит удар, а не ждёт его.
* * *
Унизительное поражение от Кэнты лишь распалило ненависть Рюноскэ. План был простым и подлым. Рюноскэ пригласил нескольких своих приятелей-самураев, таких же заносчивых и скучающих молодых людей, и подпоил их в одной из таверн у подножия замка. Затем, с притворным смехом и громкими разговорами, они подкараулили Кэнту, возвращавшегося с вечерней проверки караулов по узкой, тёмной улочке.
— А, вот и наш чемпион! — громко крикнул Рюноскэ, выходя из тени. — Идёшь проведать свою немую подружку? Может, он тебе стишки уже пишет?
Кэнта, хоть и был уставшим, мгновенно насторожился. Он видел блеск в глазах у Рюноскэ и его друзей — опасный, пьяный блеск.
— Отойди, Рюноскэ, — сказал он спокойно, но рука его легла на рукоять меча. — Мне нет до тебя дела.
— Как это нет? — тот сделал преувеличенно оскорблённое лицо. — Я хочу реванш! Прямо здесь и сейчас! Без правил!
Он сделал шаг вперёд, и его друзья полукругом обступили Кэнту, отрезая ему путь к отступлению. Это была не честная дуэль. Это была избиение.
Дзюнъэй видел всё. Он возвращался с поручения от управителя и, заметив группу самураев, инстинктивно слился с тенью стены. Его сердце заколотилось. Он видел лицо Кэнты — сосредоточенное, готовое к бою, но и понимающее своё проигрышное положение. Он видел злобные ухмылки Рюноскэ.
Перед ним встал выбор. Сохранить маску или спасти друга. Мысль о том, чтобы остаться в стороне, даже не мелькнула. Он выбрал Кэнту.
Расчёт занял доли секунды. Открытое нападение с убийством исключалось. Нужно было нейтрализовать угрозу, не применяя смертельных приёмов, и сохранить легенду. Он окинул взглядом улицу: глухие стены, грязь под ногами, верёвка, свисающая с крыши соседнего дома, где сушилось бельё, палка, прислонённая к стене.
Рюноскэ сделал выпад, выхватывая меч. Его друзья ринулись вперёд.
И в этот момент в дело вступила тень.
Дзюнъэй не напал. Он возник. Он влетел в переулок не как воин, а как вихрь из нелепых, стремительных движений. Он нарочно громко шаркал ногами, спотыкался о собственную тень и с испуганным, беззвучным криком влетел прямо в самого агрессивного из приятелей Рюноскэ.
Тот, не ожидая такого, отшатнулся и поскользнулся на мокрых камнях. Дзюнъэй, падая, зацепился за свисающую верёвку и дёрнул её со всей силы. Натянутая верёвка сработала как праща — с другого конца с крыши с грохотом слетела деревянная корзина с бельём, угодив прямо во второго самурая. А пока эта корзина летела, Дзюнъэй тоже «поскользнулся», неловко упав первому локтем под грудную кость.
Пока те приходили в себя, Дзюнъэй, кувыркаясь, подкатился к Рюноскэ. Тот, ошалевший от происходящего, занёс над ним меч. И тут Дзюнъэй совершил то, что было изюминкой его плана. Он не стал уворачиваться. Он сделал вид, что пытается подняться, и его рука с размаху ткнулась прямо в пах Рюноскэ.
Удар был точечным, выверенным и невероятно болезненным. Он не повредил органы, но задел нервный узел, вызывая дикую, парализующую боль. Рюноскэ издал нечеловеческий визг, меч выпал у него из рук, и он рухнул на землю, скрючившись калачиком и зажимая себе причинное место.
Всё это заняло не больше десяти секунд. Переулок, ещё мгновение назад наполненный угрозами, затих. Двое самураев были сбиты с ног, третий —