— Нам нужна улица Цапли, — напомнил я ей. — Знаешь, где это?
— Без понятия, — с усмешкой покачала головой единственная женщина-подмастерье Школы Дуба. — Помню только, что это Восточная четверть. Но в городе это просто. Даешь мелочь любому уличному беспризорнику — и он отлично доведет! Только, племянник… может быть, сначала зайдем в городской дом Коннахов, хоть переоденемся? Чтобы впечатление получше произвести?
Когда мы обсуждали с Тильдой и Фиеном план этого путешествия, для меня оказалось сюрпризом, что у Коннахов имеется свой дом в Тверне. Не слишком большой, как мне сказали, «больше тридцати человек там разом не разместишь». Но он имелся! И при нем даже жили постоянные слуги, пожилые муж и жена, которые содержали этот дом в порядке.
Я окинул нас взглядом: пропыленные, пропотевшие.
— Нет, — сказал я. — Пойдем, как есть. Время дорого, а Цапли не откажут из-за нашего внешнего вида. Разве что ты думаешь, что слуги знают, как найти Цапель?
— Наверняка знают, но, думаю, мы и без того их быстро обнаружим.
Лела оказалась права — первый же встреченный нами оборванный босоногий мальчишка (еще одна примета здешнего людоедского общества, без которой я предпочел бы обойтись), удивленно поглядев на нашу делегацию, повел нас прямиком на улицу Цапли — явно названную так по резиденции этой Школы.
И причина его удивления сразу же стала ясна: улица оказалась городской достопримечательностью! Потому что лежала в руинах.
Когда-то, видимо, дома резиденции Цапли занимали всю западную сторону улицы. Но это было до того, как больше года назад на эту Школу совершили нападение, которое, по слухам отбила Сорафия Боней, применив запрещенную технику Черного Солнца. Глядя видимые год спустя последствия, я понял, почему эта техника запрещена: эта западная сторона улицы до сих пор лежала в руинах! Беспорядочные кучи камней, одиноко торчащие в воздух массивные деревянные балки — и чудом оставшиеся нетронутыми куски стен с целыми оконными и дверными проемами. Причем все это уже один раз пережило годовой цикл, так что во многих местах даже росла густая трава.
Нет, было видно, что кое-где руины начали расчищать, в одном месте — которое осталось ближе всего к единственному целому дому — даже высились строительные леса и что-то возводилось. Похоже, еще одно здание для Цапель же, если судить по архитектуре, повторяющей архитектуру соседа и черным штандартам с белым силуэтом цапли, висящим повсюду. Однако чувствовалось, что до остальной территории у Цапель руки дойдут еще не скоро.
Хотя если их «новый путь» окажется достаточно прибыльным, кто знает?
Как и следовало ожидать, наша делегация не осталась незамеченной. Едва мы подошли к уцелевшему дому — трехэтажному каменному строению с такими же вытянутыми в ширину окнами, как в резиденции Коннахов — на крыльце показался человек в неприметной черной одежде. Правда, при этом достаточно дорогой, чтобы его нельзя было счесть обычным простолюдином. Насколько я мог расшифровать костюм и манеру держаться, скорее всего, нам навстречу вышел управляющий домом, старший слуга, мажордом… как угодно. Внутренней энергией он не сиял и вообще по манере держаться на бойца не походил.
— Добрый вечер, господа, — он неглубоко, но уважительно поклонился. — Чем могу быть полезен представителям уважаемой Школы Дуба?
Он, разумеется, тут же узнал нашу форму: мы все были в форменных костюмах наших ранговых цветов (ребята в коричневом, я — в желтом, Лела — в оранжевом).
— Я — Лис Коннах, наследник Школы Дуба, — сказал я. — Мы прибыли сюда, чтобы просить главу Боней о помощи в исцелении.
— Прошу вас, — проговорил слуга, открывая дверь.
В прихожей было полутемно… нет, даже совсем темно. Я почти сразу ощутил сквозь стены несколько ярких огней внутренней энергии — и довольно много более тусклых аур. Как и ожидалось, дом был битком набит адептами боевых искусств, как минимум двое перворанговых. И Боней. Ее «большой скаутский костер» пылал где-то на втором этаже. Абсолютно незабываемое зрелище, ярче, чем у Ориса. Более яркую ауру я видел только у Великого мастера Олера.
Интересно, не стала ли Боней сама Великим мастером за те месяцы, что я ее не видел? Вроде бы аура не чувствуется ярче, но у меня не настолько хорошая память.
Ноги у меня слегка подрагивали, но боли не было. Я оглянулся на своих ребят: оказавшись в «страшном ужасном городе», они прямо-таки сжимались у меня за спиной. И вообще еле держались на ногах. Этот забег нелегко им дался. Зря я все-таки потащил всю группу… или не зря, посмотрим.
— Моим людям нужно отдохнуть, — сказал я. — А сам я буду благодарен, если…
— Мастер Боней примет вас без промедления, — услышал я ясный и чистый голос. Одна из перворанговых аур приблизилась: я увидел на лестнице, ведущей из прихожей наверх, знакомую элегантную фигуру в черной шелковой повседневной форме Цапель (туника с воротником-стойкой и просторные шаровары). Рыженькая, которая произвела на меня такое сильное впечатление у Флитлинов!
— Юный господин Коннах, прошу вас и тех из ваших сопровождающих, которых вы сочтете нужным позвать, следовать за мной, — проговорила Рыженькая спокойным бесстрастным тоном вышколенной секретарши. — Слуги позаботятся об остальных.
М-м, в другое время я бы оценил, люблю такой типаж в женщинах. Но сейчас мне было не до того.
— Подмастерье Он? — я обернулся к тетке.
— Конечно, господин Коннах.
— Мам… — вдруг нерешительно проговорила Рида.
— Что, ученица Он? — сухо обернулась к ней Лела.
— Простите… — пролепетала девочка.
Что она в самом деле хотела? Боялась, что Боней нас съест?
Но реакция Лелы показательна. За всю дорогу она и двух слов дочери не сказала.
Вместе с Лелой я направился вверх по лестнице, бросив прощальный взгляд на лица моих сверстников, что белели в полумраке. Может, взять с собой Эвина или Фейтла?.. Нет, не стоит.
* * *
Сорафия Боней ожидала нас в комнате, которую я счел ее кабинетом. Очень просторное помещение, с огромным, девственно чистым столом — и с отдельным круглым столиком, возле которого стояли два деревянных кресла с подушками. Едва мы вошли, Рыженькая вышла — и спустя буквально несколько секунд вернулась с еще одним стулом и подушками.
— Спасибо, я постою, — нейтрально проговорила Лела Он.
— Как вам удобнее, — кивнула Рыженькая.
Я же опустился в кресло — с большим облегчением, потому что при одном взгляде на него понял, что не способен больше пройти ни шага. Все-таки сто двадцать километров после того, как регулярно бегал всего лишь по тридцать в